Похождения Бамбоша

Это непреложное правило, непременное условие, это закон чести, который не может быть нарушен ни при каких обстоятельствах.

Какое же отребье представляют собой каторжники, которых общество выбросило из своих рядов! До чего же они, сами себя поставившие вне закона, лишенные каких бы то ни было понятий о чести, заслуживают в большинстве своем презрения!

Вот, подбитый крейсером, затонул корабль, собиравшийся отвезти их в царство свободы. Возникла страшная опасность, предотвратить которую почти невозможно.

Необходимо предпринять какие-нибудь меры спасения. И это долг командира, втравившего их в эту авантюру… Но разве уместно такое слово, как «долг», когда речь идет о подобных людишках?

Нет, для них это слово — пустой звук!

Вот вам и доказательство — главарь первый закричал: «Спасайся кто может!»

И он первый же сам и начал это делать, не заботясь о своих собратьях, а теперь к тому же и друзьях по несчастью. Даже члены волчьей стаи проявляют большую солидарность!

Бамбош плавал как рыба. Его не втянуло в водоворот, образовавшийся после того, как старенький корабль пошел на дно, и Король Каторги первым схватился за оголенные корни огромных деревьев, окаймляющих побережье.

Он был спасен.

Почти сразу же за ним, запыхавшись, достиг берега тот великан, о котором мы уже упоминали. Он греб одной могучей рукой, а другой поддерживал над водой женоподобного юношу, с которым никогда не разлучался. Можно было подумать, что перед нами — проявление самоотверженности, возникающей порой даже у самых испорченных людей. Но нет! Мотивом спасения была грязная страстишка, распространенная на каторге, и которая там, не то по бесстыдству, не то по неразумию, не только не скрывается, а выставляется напоказ.

— Мы тут, Бамбош! — прохрипел детина, отдуваясь. — Поддержи мальчонку, я больше не в силах.

— Идти надо. Ноги — в руки, и — вперед.

— Уф… уф… погоди…

Бамбош подхватил юношу. Гигант, упав на землю, стал отряхиваться, отфыркиваться, затем отстегнул висевшую на поясе флягу:

— А теперь давай мне мальчика. Мы с ним спаслись, а на остальных мне начхать.

Но Бамбош, нахмурившись и сжав кулаки, смотрел на море.

— Крушение, полное крушение, — бормотал он сквозь зубы. — Злой рок преследует меня, ничего мне больше не удается!.. Так замечательно продуманный план! Свой корабль!.. Шестьдесят дружков, не боящихся ни Бога, ни черта… Я стал бы королем Спорной территории… А теперь сколько из них спасется? Десяток, не больше… И у нас — ни крошки хлеба, ни крыши над головой, ни оружия…

Один за другим уцелевшие после кораблекрушения каторжники, руками, ногами, зубами цепляясь за корни, выбирались на берег и, полумертвые от усталости, валились на землю.

Геркулес, не обращая внимания на нещадно обжигавшее его солнце, окружил своего дружка самыми трогательными, хоть и неуклюжими заботами: растирал ему тело обеими руками, и, желая вылить воду, которой тот наглотался, пригибал его голову вниз, что паренек рисковал быть удушенным.

Но люди эти, прошедшие огонь, воду и медные трубы, были живучи как кошки. Утопленник открыл глаза, высморкался и выругался:

— Забери меня черт, я, оказывается, жив! Неужели ты, Мартен, вытащил меня из этого переплета? Ты отличный малый, Мартен!..

Великан одарил юношу улыбкой, отчего вся его бритая физиономия сложилась в гримасу, не то циничную, не то растроганную.

— Я для тебя что угодно сделаю, Филипп, малыш. Между друзьями так оно и водится…

И с величайшими предосторожностями, которые были бы трогательны, если бы не имели под собой столь мерзкой подоплеки, гигант перенес юношу в тень, подложил ему под голову охапку сорванной травы и безотлагательно занялся поисками чего-нибудь съестного, не обращая ни малейшего внимания на своих товарищей, в изнеможении лежащих на берегу. Он был действительно очень странным типом, этот мастодонт[151] с громадными мускулами, не ослабленными даже каторгой.

Начнем с татуировки. С головы до пят он был покрыт разноцветными рисунками, вызвавшими бы зависть вождя племени индейцев. Это украшение, высоко ценимое на каторге, составляло гордость Мартена, и он охотно показывал всем желающим свой обнаженный торс.

По правой ноге гиганта ползла змея, она обвивалась вокруг талии и жалила его сердце. Над головой пресмыкающегося красовался орден Почетного легиона на красной ленте с офицерской розеткой. На левой руке была выполненная красными буквами многозначительная надпись: «Филиппу на всю жизнь». На правой стороне груди человек в костюме паяца держал в одной вытянутой руке двадцатикилограммовую гирю, в другой — пушку. На животе был сапог. На правой руке — ноты со словами «Любовь — красоткам, изменницам — смерть». Наконец, всю спину занимала картина фривольного содержания, выполненная до такой степени реалистически, что самое смелое перо не в силах было бы описать ее. На пояснице, таращась неподвижным ящеричьим глазом, разлегся крокодил, а рядом анютины глазки размером с блюдце приглашали предаться воспоминаниям.