Гувер захотелось зашипеть, как змее и сдуться, как радужному шарику. Доусон был самым приятным человеком на всей базе. Он никогда не кричал, никого не бил, всегда был подтянут, выбрит, причесан и безупречен. Носил он почему-то штатское, хотя и являлся главой отдела боевиков. То есть самым главным начальником Гувер после директора Кейджа. И то, что он пришел за ней лично, было очень, очень плохим знаком. До этого момента Гувер не была даже уверена, что Доусон знает о ее существовании.
"Я буду хорошей". - Молилась Гувер, шагая за Доусоном. - "Я больше не буду играть в "Angry birds" во время дежурства. Я больше не буду плевать в картошку во время наказания. Я верну агенту Джо его порножурналы. Я не буду разрисовывать стены гауптвахты неприличными частями тела. Я не буду залезать в главный компьютер. Я не буду больше хотеть заданий. Я переведусь в аналитический отдел и буду портить кровь Марии Кри".
Доусон довел ее до двери кабинета Кейджа, как терпеливый учитель непослушного ученика до двери директора. Гувер откозыряла ему, Доусон чуть наклонил подбородок и ушел.
Гувер выдохнула и присела. Очередь в кабинет была длинная. И люди в ней были не чета курсанту. Агенты всех мастей и должностей, мужчины и женщины. Эффектная Татьяна Михайлофф была погружена в чтение какого-то любовного романа, придерживая книгу загипсованной рукой. Татьяна была разведчицей и шпионкой, детей у нее не было, семьи тоже, так что работе она отдавалась по полной. Гувер ее прекрасно знала и не особенно любила за двуличие и холодность. Иногда также откуда-то издалека приходили странные мысли о том, что пропадает такой хороший племенной образец, и неплохо бы взять у Татьяны пару яйцеклеток.
Доктор Брандт тоже был здесь, нервный мужчина, постоянно протирающий очки. Жизнь на военной базе не пошла доку на пользу, он постоянно вздрагивал, всюду видел заговоры и раз в год проходил курс интенсивной терапии под присмотром собственных подчиненных.
Мария Кри сидела с отчетами в руках и кипела от злости. Появившийся в конце коридора снайпер Джозеф Дантон не улучшил ее настроения. Джо был чем-то вроде мужского варианта Гувер. Только старше примерно в два раза, в десять - нахальнее, в двадцать - беззаботнее, и в грош не ставил никого, кроме Доусона, хотя и ему периодически ставил детонатор в кулер. И еще он никогда особенно не старался заметать следы. Так что все прекрасно знали, из-за кого под Рождество из кранов шла вода с синим красителем, после которой все ходили похожие на мертвецов из глубин, кто повесил на потолок гигантского Пасхального кролика с двумя огромными шоколадными яйцами между ног, кто украл у Татьяны Михайлоф комплект черного кружевного белья и развесил его на флагштоке, кто... в общем, не будь Джо прекрасным агентом и надежным товарищем, спасшим немало солдатских задниц, его бы уже давно убили, а части тела сожгли с криками и воплями, прыгая с бубнами вокруг костра. Немаловажным фактором также было то, что половина базы должна была Джо денег. Второй половине должен был он.
- Дантон! - Отчеканила Мария Кри, вскакивая, как подстреленная. - Дождитесь своей очереди!
Джо воровато оглянулся по сторонам. Несмотря на то, что снайпер находился в помещении, он был в черных очках. Также средний палец правой руки у него был в гипсе, что вызвало немало усмешек со стороны откровенно скучающей очереди. Дантон отбывал уже третью неделю наказания, включающую ночные дежурства и вынужденный отказ от прелестей Татьяны Михайлоф. Все, чего хотел агент, это спать и кого-нибудь убить.
- А мне туда и не надо. - Сказал Джо, широко зевая и обдавая всех запахом дичайшего перегара. - Я так. Мимо шел.
Он оперся на дверь, но в этот момент она как раз открылась, и Джо провалился внутрь. Вышедший агент спокойно перешагнул через тело и захлопнул дверь, закрывая Джо внутри.
- Сукин сын! - Мария Кри хлопнула папкой об пол.
Жаловаться на Джо было бесполезно, сам Кейдж не занимался такими делами, а у Доусона, который также был начальником и Джо, с Марией была давняя холодная война. Максимум, что Доусон делал в таком случае с распоясавшимся Дантоном - отсылал его отбывать ночное дежурство. После тяжелого трудового дня, да еще невыспавшийся, Дантон буянил еще сильнее, и его шутки из просто веселых становились откровенно садистскими.