Похождения бравого солдата Швейка во время Мировой войны Том II

— Кстати, — воскликнул вдруг вольноопределяющийся и хлопнул себя по лбу, — чуть-чуть было не забыл! Господин старший писарь, или, говоря гражданским языком, господин Ванек, вы непременно должны дать мне список всех лиц, принадлежащих к унтер-офицерскому составу. Назовите мне какого-нибудь унтер-офицера из 12-й роты… Как? Гоуска?.. Ну, хорошо. Значит, этому самому Гоуске взрывом мины отрывает голову; голова летит к чорту, а тело делает еще несколько шагов, прицеливается и сбивает пулей неприятельский аэроплан… Само собой понятно, что эти славные победы празднуются впоследствии в Шенбрунне в тесном семейном кругу. В австрийской армии много батальонов, но единственный батальон, который так отличился,— это наш, так что в честь его устраивается при высочайшем дворе маленькое семейное торжество. Как видно из моих заметок, я представляю себе это дело таким образом, что ради такого события семья эрцгерцогини Марии Валерии переезжает из Валльзе в Шенбрунн. Торжество носит совершенно интимный характер и происходит в зале возле опочивальни нашего обожаемого монарха. Опочивальня освещена белыми свечами, потому что, как известно, при дворе не любят электрического освещения из-за возможности короткого замыкания, против которого у престарелого монарха есть какое-то явное предубеждение. В шесть часов вечера начинается чествование нашего батальона. В этот момент в зал, который, собственно говоря, принадлежит к аппартамеятам[32] покойной императрицы, вводят внуков его императорского величества… У меня возникает еще такой вопрос: кто будет присутствовать, кроме членов императорской фамилии? Генерал-адъютант императора, граф Паар, конечно, должен и будет присутствовать. Затем, так как на таких семейных и интимных праздниках обыкновенно с кем-нибудь становится дурно (этим я вовсе не хочу сказать, что графа Паара опять будет тошнить!), то необходимо присутствие лейб-медика профессора Керцля. Для порядка, чтобы придворные лакеи не позволяли себе вольностей с присутствующими на парадном обеде дамами, будут приглашены обер-гофмейстер барон Ледерер, камергер граф Бельгард и статс-дама графиня Бомбель, играющая среди придворных дам ту же роль, что «мадам» в пражском «заведении» Шухи. Когда все это благородное общество будет в сборе, об этом будет доложено государю-императору. Император изволит выйти к гостям в сопровождении своих внуков, займет место за столом и произнесет тост в честь нашего батальона. После императора скажет слово эрцгерцогиня Мария Валерия, слово, посвященное главным образом вам, господин старший писарь. .. Правда, согласно моим заметкам, наш батальон понесет тяжкие, невознаградимые потери, ибо батальон без убитых — не батальон. Придется еще написать особую главу о наших убитых… Но история батальона не должна состоять из одних сухих, голых фактов, которых у меня собрано вперед уже что-то около двухсот пятидесяти штук. Вот вы, например, господин Ванек, будете убиты при защите перехода через маленькую речонку, а Балоун, который так уморительно поглядывает на нас, умирает совсем другой смертью — не от пули, шрапнели или снаряда. Он будет удавлен арканом, брошенным с неприятельского аэроплана как раз в ту самую минуту, когда бедняга будет есть o6eд своего поручика Лукаша.

Балоун отступил на несколько шагов, в отчаянии махнул рукой и уныло промолвил:

— Что ж я могу поделать, когда у меня такой уж характер. Когда я еще служил на действительной, я по три раза в день бегал на кухню за едой, пока меня, наконец, не посадили. Однажды я спроворил себе три порции мяса на обед, за что мне и пришлось отсидеть целый месяц… Да будет воля господня!

— Да вы не бойтесь, Балоун, — стал утешать его вольноопределяющийся, — в истории батальона о вас не будет говориться, что вы погибли за едой по пути от офицерской кухни к окопу. Нет, вы будете упомянуты вместе с остальными людьми нашего батальона, сложившими свои головы во славу нашей монархии, например, вместе со старшим писарем Ванеком.

— А какую смерть вы уготовили мне, Марек?