Похождения Дениса в нарисованном мире

— Всего одну ночь, — распинался призрак. — Там, слева, поле травы обрывается и начинается поле воды. Нет, настоящие луга воды! До них сейчас почти сутки пути вашими короткими ногами. Но море стоит того, чтобы на него взглянуть. Почти шестьдесят лет я всматривался в него с высоты своего наблюдательного поста, но даже я не видел всей воды, которая там есть. Тюлени и дельфины, и морские котики гнали её ко мне своими ластами и приносили во рту. Прибои швырялись целыми галлонами воды, каждый раз разной. И всё равно, чтобы увидеть её всю, счесть, замерить, не хватит и сотни моих жизней. Не хватит миллионов закатов. Не верите?! А, я заметил этот скепсис, эту насмешку во взгляде!

Он ткнул пальцем в Дениса, хотя тот ни о чём подобном и не помышлял. Он просто улыбался, слушая рассказы призрака.

— Но ничего. Когда мы придём, вы всё увидите своими глазами.

Ночь схлопнулась как капкан. Оставался только шелест травы, которая кое-где доходила мальчикам до подбородка. Денис слышал, как разбегаются из-под ног хомяки, и радовался, что сиу Грязного Когтя не истребили всё живое в округе. Поначалу идти было легко, но чем дальше они уходили в поля, тем сильнее путались ноги. В низинах чавкала вода. Денис промочил ноги и предложил нарисовать новую обувь (вообразив в голове замечательные отцовские рыбацкие сапоги), но брат потянул его за рукав.

— Не надо, — шёпотом сказал он. — Может, ОНА сейчас пытается нас высмотреть. Сделать так — всё равно, что помахать перед ЕЁ носом флагом.

Денис почувствовал неловкость: он не видел в темноте лица Макса. Между пальцами отчаянно зудело, хотелось выудить карандаш, который лежал у него сейчас в кармане, и нарисовать на месте тёмного овала улыбку, и красивые, волевые морщины на детском лбу, как у супергероя. Он не посмел этого сделать. Братик больше не супергерой, он больной человечек, жаждущий скорее добраться до маяка, олицетворяющего полный спасительной инъекции шприц. Пришлось до самого привала слушать хлюпающие звуки в собственных ботинках. Впрочем, Денис быстро про них забыл. Чтобы успокоиться и прогнать дурные мысли, он разговорился с Варрой. Она живописала жизнь в форте, рассказывая о кровавых схватках и путешествиях в таинственные глубины материка, словно о походах за хлебом в магазин во дворе. Это была её жизнь, страхи, пустившие корни настолько глубоко, что невозможно было уже различить, где заканчивается плоть человеческая и начинается совершенно иная субстанция. И, глядя на Варру, сложно сказать, что она чужда человеческой плоти.

— Я родилась уже тут, — словно извиняясь, что Денису приходится слышать историю не из первых уст, сказала Варра. — Мои родители прибыли с четвёртой английской экспедицией, той самой, которую возглавлял суровый адмирал Франковец. Вокруг шныряли испанцы, но наши корабли потеснили их и дали высадиться поселенцам. Сразу же за этим пришёл большой отряд испанских кораблей и потопил наши. Потом, гораздо позже, их разобрали на строительный материал, так что первые дома и первые стены того форта пахли водорослями. А мои старшие братья рассказывали, как отдирали с них приставшие морские звёзды. Люди ушли вглубь континента, где сумели окопаться на холме возле реки — ей тогда ещё никто не дал названия. Встретить этих зверей-испанцев нужно было во всеоружии… прости, Доминико, ты мне очень нравишься таким, какой есть, но я почти уверена, будь у тебя обычное человеческое тело, тебе непременно захотелось бы кого-нибудь зарезать.

— Я не обижаюсь, — неожиданно покладисто заметил призрак. — Скажу лишь, что всё, что я резал при жизни, были хлебца. Такие маленькие, аккуратные хлебца, и я резал их, чтобы намазать яблочным джемом.

Варра кивнула и продолжила:

— Там были и мой отец, и моя мама. Форт, который воздвигли из останков мёртвых кораблей, в ожидании подкрепления, назвали «Надежда». И позже это название подтвердилось — когда мы подружились с кланом сиу, с теми, что жили неподалёку. Это была слабая дружба, очень робкая, но всё-таки это была дружба.

Денис в свою очередь рассказал ей про жизнь в Выборге. Точнее, он-то считал, что жизнь его (в сравнении с жизнью Варры) скучна и неинтересна, поэтому начал сразу с конца, с того дня, как обнаружил себя в другом мире. Однако Вара, перебираясь по малозначительным, на взгляд Дениса, деталям, вроде настенных часов и смешной жестяной банки с кофе, словно ловкий орангутанг по лианам, заставила его вернуться назад. …И ещё, и ещё, к самому раннему детству, когда Денис колесил на первом своём трёхколёсном велосипеде по газону и переглядывался сквозь щели в заборе с соседскими детьми. Рассказал всё, от дремучего начала, к стремительному финалу (который оказался только началом зубодробительного приключения), и снова к началу, к САМОМУ НАЧАЛУ в виде несчастного случая с Максом, которого Денис не мог даже помнить по той причине, что его самого на свете тогда не было.