— Ну нет! Я набью платье Джима соломой и уложу это чучело к нему в постель, чтобы заступить место переодетой его матери, а Джим облачится в женское платье, и мы убежим все вместе. Заметь себе кстати, что бегство из тюрьмы считается всегда подвигом, в особенности если бегут король и принц, его сын, все равно, законный или же незаконный.
Том написал анонимное письмо, а я стащил ночью платье у мулатки, переоделся служанкой, отнес письмо куда следует и подсунул его сквозь запертую парадную дверь. В письме этом значилось:
«Берегитесь. Злоумышленники не дремлют. Глядите в оба!
Не известный вам друг».
На следующую ночь мы прикрепили к парадным дверям изображение черепа с двумя перекрещенными под ним костями, которое нарисовал Том собственной кровью. Спустя еще ночь мы прикрепили к дверям черного хода изображение гроба, исполненное тем же художником. Неудивительно, что семья Фельпсов при шла в величайший ужас. Если бы весь дом был полон привидений, которые постоянно выглядывали бы из-под кроватей и реяли по воздуху, навряд ли бы им удалось нагнать более страху на тетушку Салли. Стоило только хлопнуть дверями, чтобы она тотчас же вскочила и вскрикнула «ах!». Если что-нибудь падало, она тоже вскакивала и кричала «ух!». Если кто-нибудь до нее неожиданно дотрагивался, она делала то же самое. Она не решалась спокойно глядеть прямо перед собою, так как ей всегда казалось, что сзади угрожает какая-нибудь опасность, а потому неожиданно оборачивалась кругом и кричала «ух!». Зачастую, прежде чем описать полный оборот на каблуках, тетушка с перепугу оборачивалась опять назад и снова вскрикивала. Она боялась ложиться в постель, но, вместе с тем, не смела также сидеть одна ночью. Одним словом, как справедливо замечал Том, дела шли прекрасно. Он уверял, что ничего лучшего нельзя было даже и ожидать, и видел в этом доказательство полнейшей целесообразности принятых нами мер.
Теперь, по его мнению, настала пора поднять тревогу и устроить блистательный финал так старательно подготовленному нами побегу. На следующее утро к рассвету у нас было уже изготовлено другое письмо. Мы не знали только, как им распорядиться. За ужином мы слышали, что на ночь приставлен будет к обеим дверям караульный. Том спустился незадолго перед рассветом вниз по пруту громоотвода и, убедившись, что негр, поставленный сторожить у задних дверей, крепко спит, положил ему анонимное письмо за шиворот и вернулся. В письме этом значилось:
«Не выдавайте меня: я хочу оказать вам услугу. Шайка отчаянных головорезов, прибывшая с индейской территории, собирается выкрасть сегодня ночью беглого вашего негра. Она пыталась уже вас застращать, надеясь, что вы будете после этого сидеть дома и доставите ей возможность беспрепятственно выполнить мошенническое свое предприятие. Я принадлежу к этой шайке, но во мне заговорила совесть. Я хочу покинуть моих товарищей и начать снова честную жизнь, а потому сам решился выдать адский их замысел. Они проберутся потихоньку с севера ровно в полночь, перелезут через забор, отопрут отмычкой замок хижины, где содержится у вас беглый негр, и уведут этого негра. Мне приказано держаться немного в сторонке и затрубить в жестяную трубу, если замечу какую-нибудь опасность. Вместо этого я заблею no-овечьи, как только они войдут в хижину, и не подам условленного сигнала. Пока они будут расковывать цепь беглого негра, вы можете потихоньку подкрасться, запереть их в хижине и перебить там всех до единого. Поступайте именно так, как я вам указал. В противном случае они заподозрят что-нибудь неладное, и тогда, как говорится, пиши пропало! Не нуждаюсь ни в какой награде, кроме сознания, что исполнил свой долг.
Не известный вам друг».
Глава XL