Похождения иркутского бича Марка Парашкина (СИ)

Захарову шел семидесятый год, когда он задумал строительство памятника. Стали пропадать силы, скоро помирать, понял он. А вместе с ним умрет и память о его детях. Этого он не хотел. Пусть родные и земляки, после его смерти смотрят на памятник и вспоминают его сыновей. За образец памятника, Захаров взял картинку из учебника. Кремлевская башня со шпилем и звездой на этой картинке оставалась для него символом чего-то светлого и великого, за что его сыновья сложили головы на войне. В одиночку он свалил и стаскал на лошади бревна. Гладко ошкурил и разложил по размерам. Первый этаж 8 на 8 метров сложил из 19 венцов. Столько лет было его Федору, когда тот пропал без вести в 41-ом году. Когда родился его первенец, Захаров по обычаю вкопал рядом с домом столб-коновязь. Чтобы все видели – в доме растет сын. Столб украсил резьбой, прорезал глубокой канавкой вокруг, в том месте, где будет привязывать уздечку своей лошади выросший сын. Через год жена родила ему второго- Семена, еще через год третьего-Ивана. Для каждого он ставил столб – коновязь, украшая своим узором. Семен заслужил медаль « За отвагу» и погиб под Шепетовкой. Иван, как и положено младшему погиб последним, в конце войны в Пруссии. Он был самым смышленым из троих. У геодезистов работал, те его научили пользоваться теодолитом. На фронте пригодилось. Стал артиллеристским разведчиком. От него единственного осталась с войны фотография. Стоит рядом с треногой теодолита, улыбается.

Второй этаж Захаров выложил 6 на 6 из 18 венцов – это в честь Семена, а третий 4 на 4 из 16 венцов – для Ивана. Сверху из четырех обструганных бревен сделал шпиль со звездой и оббил оцинкованной жестью. За жесть отдал две тысячи шкурок ондатры. Два года капканы ставил, однако. Зато вода теперь всюду стекала по жести и не мочила дерево. На наличниках окон каждого этажа Захаров повторил узоры со столбов сыновей. Учитель в общей тетради написал по-якутски и по-русски про памятник и его сыновей. Эту тетрадь Захаров положил на первом этаже на полочку, рядом карандаш. Подходили к его памятнику геологи, лесоустроители, да и мало ли людей по аласам ходят. Удивлялись и писали добрые слова в тетрадь. Старик Захаров читать не умел, ни по-русски, ни по-якутски, но знал что добрые. Ведь это ради них сложили головы на войне его сыновья.

Марк распрощался с гостеприимным трактористом приезжавшим посмотреть, не пора ли начинать сенокос. Больше он решил от людей не прятаться. По району ходила пара сотен бичей из экспедиции, и обнаружить среди них беглеца ни какая милиция не сумеет.

Марк вышел на трассу, тормознул машину и через несколько часов подъехал к Лене.

ГЛАВА 11

На плоту вниз по Лене. На барже вверх по Лене.

- Я уже пятый год плоты на Тикси гоняю. От полутора до двух тысяч за рейс получается. Как раз столько же в Москве, в институте за год зарабатываю. Да и разве сравнишь вонючую Москву с Леной? Сидевшие вокруг костра мужики дружно поддакнули москвичу. Ненависть к Москве объединяла всех остальных советских людей. Давно никто не считал Москву ни душой, ни сердцем страны. Скорее она ассоциировалась с жадной глоткой, сжирающей все, что производила провинция. Москвичи рвались за границу, провинциалы в Москву, справедливо считая ее такой же заграницей. Москвичам завидовали, москвичей ненавидели и презирали. Так что, охаивание столицы преследовало вполне конъюктурные цели, москвич искал взаимопонимания у своих спутников. Хотя, в данный момент он может, и не кривил душой. Ночь была теплая и, как обычно, белая. На костре кипела стерляжья уха, в реке остужались бутылки с водкой. По крайней мере, для Марка, сидевшего среди мужиков, это и было счастьем, и другого он не хотел.

Две недели назад он встретил этих мужиков, мгновенно познакомился, подружился. Сейчас он вместе с ними гнал плот вниз по Лене. Теперешние плотогоны, правда, не столько гнали плот, сколько катились на нем. Впереди и сзади плота шли два буксира, которые и направляли километровый плот куда надо. А рабочие, ехавшие на плоту лишь осматривали крепления, подтягивали ослабевшие гайки, да в основном рыбачили. Для рыбалки у них имелась видавшая виды «Казанка» со старым «Вихрем». Опередив плот часов на 10, мужики бросали в заводях сети, самоловы, закидушки и прочую рыбацкую снасть. Излишки рыбы обменивали на камбузах теплоходов на водку и спирт. Такая жизнь Марку очень нравилась, он с удовольствием доехал бы с ними до Северного ледовитого океана, но побережье считалось погранзоной, и чтобы доплыть до Тикси, нужен был допуск, штамп в паспорте, которого у Парашкина не имелось. Ни штампа, ни паспорта. А сидеть в заполярном КПЗ Марк, почему-то, считал неприличным. Поэтому через несколько дней он, договорившись с одним из шкиперов многочисленных барж, плыл по Лене в обратном направлении.