Похождения Хаджи–Бабы из Исфагана

Дервиш был весьма доволен наградою и удалился с благодарностью. Вскоре за тем ушли и прочие гости; старый привратник один остался со мною.

– Славное дело состряпали мы сегодня! – сказал он. – Не говорил ли я вам, что эти колдуны делают чудеса?

– Тиз-нигах подлинно мастер своего дела, – отвечал я. – Да что пользы? Пятьсот риалов не большой клад: это едва десятая доля того, что оставил покойный батюшка. Я хочу идти к казию.

– Поверь мне, Хаджи, не ходи к этому мошеннику! – возразил Мухаммед-Али. – Как тебе хочется выпустить из рук верное в надежде на неверное? Что ты выиграешь у казия? Он исторгнет у тебя твои четыреста пятьдесят риалов, возьмёт столько же или вдвое с твоих противников и отпустит с обыкновенным его решением: «Мир с вами! Ступайте с богом и не смущайте города вашими несогласиями».

По зрелом рассуждении, я послушался совета опытного привратника. Преследуя судебным порядком свою мать и учителя, я вооружил бы против себя полчище ханжей и лицемеров и разве выиграл бы то, что ожесточённая чернь разбила бы мне череп камнями.

Глава X Распоряжение наследством. Выбор звания

После всякого несчастия, неудачи или важной ошибки с удовольствием предаёмся мы нравственно-созерцательным рассуждениям о свойствах человеческого сердца и пагубных следствиях страстей. Это лучшая минута для точной оценки собственного своего достоинства. Так и я в счастии воображал себе, что с моим умом, проворством трижды обойду весь свет в двое суток; что в целом Исфагане нет человека, которого не мог бы я, обернув кончик бороды его кругом своего мизинца, вертеть мельницею над своею головою; а теперь, лишась места, денег, наследства, должен был, в покорности духа, сознаться перед самим собою, что между любезными моими земляками есть плуты в тысячу один раз искуснее меня. Отдав им и себе эту справедливость, я решился распорядиться отцовским наследством как можно повыгоднее и за сто фарсахов бежать от исфаганцев, с твёрдым намерением не прежде к ним возвратиться, как тогда, когда – иншаллах! – достигну до того, по крайней мере, значения, что буду в состоянии пожечь отцов их порядком. Привратник в полной мере одобрил мои предположения, имея в том личные виды. У него был сын бородобрей, которого он хотел поселить в той же лавке, где столько лет процветал мой родитель. Она лежала возле главного карадан-сарая, в лучшей части города и в таком удобном месте, что ни одна правоверная голова не могла из южных областей государства проникнуть в северные, не пройдя под бритвою её хозяина. Итак, Мухаммед-Али предложил мне уступить ему эту лавку со всею находившеюся в ней утварью. Мы согласились избрать оценщиков из среды почетнейших бородобреев и совершить сделку по их решению. Таким образом, получил я от привратника, славившегося также искусством своим копить полушку, пятьсот пиастров за лавку с бритвами, ремнями и тазами и свалил с себя одну тяжесть.

На дом не так легко мог бы я приискать покупщика. С другой стороны, я чувствовал крайнюю нужду стяжать себе доброе имя – для всякого случая. На этом основании счёл я за лучшее оставить этот дом в пожизненное владение моей матери, несмотря на последний поступок её со мною, и только вытребовал от неё купчую, удостоверяющую, что дом собственно принадлежит мне.

Имея около ста двадцати туманов в кармане, я издержал вскорости часть этого ограниченного запасу на покупку платья и лошака. Это животное достаточно уже даёт уразуметь читателям, что я решился променять ремесло «владетеля сабли» на почётное звание «владетеля пера»[113], писца, иди законника, которое чрезвычайно понравилось мне со времени пребывания моего в Куме.