Похождения хитрого Соленопсиса

Но потасовка не состоялась. Порыв ветра мгновенно охладил муравьиный пыл. Забияки, боясь, что их сдует, уцепились ногами за неровности коры; множество усов, только что воинственно мотавшихся, дружно согнулись в одну сторону.

И вдруг принесенный ветром увесистый предмет шлепнулся посреди сборища. Трепыхнувшись, он неожиданно превратился в мертво торчащий сучок. Муравьи опешили, потому что все они, даже Соленопсис, успели разобрать, что это гусеница. Но какова смелость! Забыв о ссоре, муравьи двинулись на вредительницу. Даже наш герой приблизился, хотя и не собирался впутываться, помня о своей слабости.

Однако гусеница, вцепившись челюстями в кору, продолжала терпеливо торчать, не проявляя никаких признаков жизни. Муравьи засомневались: а может, и впрямь сучок? Никому не хотелось тратить муравьиную кислоту на обыкновенную деревяшку.

Все поуспокоились, будто потеряли интерес к добыче. Один пытался вытащить из глаза соринку, которую не во всякий микроскоп рассмотришь, другой оглаживал усы, а кто-то из отчаянноголовых вступил даже в мирную беседу с владельцем фермы. Обменивались, видно, скотоводческим опытом.

12

А между тем враг был опаснее, чем представлялось на первый взгляд. Страшная угроза нависла над лесом!

Еще осенью лесник, пожилой человек в пепельно-серой шляпе, ездивший по мягким лесным дорогам на белой ленивой лошади, хмурился, примечая тут и там небольших красновато-бурых бабочек. Бабочки — они ведь только для романтичного ротозея прекрасны, а человек, понимающий жизнь леса, прежде чем умиляться, припомнит, какое потомство оставляет чешуекрылая красавица…

Весной полезли из щелей зеленые твари. И уж были они не так безобидны, как их родительницы. Нектаром цветов не интересовались, а сразу пускали в ход острые челюсти. «Эх! — горевал лесник. — Теперь вся надежда на птиц да на мурашей…»

Но птиц в этом году было мало. В мае месяце их постигло несчастье: принесенные северо-восточными ветрами снеговые циклоны поморозили многих еще не оперившихся птенцов. Поэтому-то лесник был особенно внимателен к муравейникам. Встретит в лесу грибников или туристов, обязательно остановит, скажет: «Вы, ребята, только мурашей не тревожьте — они полезные».

Вначале казалось, что лес не чувствует боли, причиняемой миллионами челюстей. По утрам деревья привычно полоскали ясно-зеленые верхушки крон в голубизне неба; днем они терпели пылкость солнца и, как бы отдуваясь, распространяли далеко вокруг ароматы своего дыхания; ночью хранили спокойствие сна и лишь изредка, потревоженные бродячим ветерком, всхлопывали спросонья листьями. В любое время человек, оказавшийся в лесу, уносил оттуда чувства добрые, настроение хорошее, радость.

И вот с некоторых пор все стало по-другому. Угнетенный какими-нибудь своими обстоятельствами человек отправлялся в лес за радостью, а возвращался к опушке, стесненный еще большей грустью и непонятными предчувствиями. А к вечеру того дня, когда Соленопсис был насильственно извлечен из муравейного города, пяденицы показали себя. Вдруг видно стало: словно выстриженные, поредели кроны.

То и дело разжиревшие гусеницы срывались с изуродованных листьев и шлепались на землю. Иные тотчас же спешили зарыться в мягкую хвою, чтобы окуклиться там и к осени превратиться в бабочек, которые отложат обильные семена потомства. А самые ненасытные вновь карабкались на кустарники и деревья.

Разъевшиеся, они выдавливали из себя клейкую слюну, которая, засыхая и растягиваясь, превращалась в шелковые нити. Этими нитями пяденицы опутывали деревья, лишая их здоровой возможности качаться на ветру. Деревья, задыхаясь, цепенели, как жестоко связанные пленники. А некоторые вредительницы повисали на нитях и раскачивались, будто в насмешку.

Гусеница, столь неожиданно появившаяся на тлиной ферме, была, по-видимому, только что сорвана ветром с соседнего дерева. Не ради тренировки она стояла теперь на голове, а ради спасения жизни: хотела обмануть муравьев.

Однако опасное общество расходиться не собиралось. Пяденица крепилась-крепилась, но уже нет-нет да и вздрагивала. Заметив это, муравьи приблизились. Она наконец не выдержала, согнулась дугой, оперлась на три пары задних ножек, перенесла голову вперед и там снова встала — теперь на три пары передних ножек; затем подтянула задние ножки к передним, — в общем, пустилась в бегство. Пяденицы именно таким способом передвигаются как будто пядями меряют путь. Оттого и название у них такое.

Но, конечно, удрать ей не дали. Хозяин тлей налетел на гусеницу и вцепился жвалами ей в бока. Нахлынули остальные. Все смешалось. Разнесся резкий запах муравьиной кислоты. Гусеница ослабела. Тогда ее спихнули вниз.

Посовещавшись, муравьи тоже стали прыгать, не боясь отшибить ноги. Тратить время на спуск по стволу — как бы не так! Гусеница внизу, кажется, еще шевелилась, пробуя удрать.