Похождения Христиана Христиановича Виольдамура и его Аршета

Сколько ни ехали, а наконец приехали; и едва ли не единственное утешение для нас, пускаясь в подобный путь с извощиками, на протяжных, что всему на свете бывает конец, и всякой езде или дороге также. Прибаутка радостно встретил обоз свой, но изумился несколько, увидев двух капельмейстеров вместо одного. Он объявил, что обоих держать не может; но обещал Виольдамуру с своей стороны всякое пособие и содействие.

Виольдамур осмотрел город, отыскал себе жилье, условившись наперед, что может трубить и гудеть сколько ему угодно, и устроился таким же точно образом, как на вышке в Болотной. Волков, который в открытом доме Прибаутки познакомился с целым городом, успел вскоре, с редким самоотвержением, распустить слух о необычайном виртуозе, который осчастливил приездом своим город. Тут же, в доме Прибаутки, и сам Виольдамур познакомился со многими, был усердно приглашаем всюду, перепробовал в течении двух недель в целом городе все рояли, флигели, фортепианы и клавикорды, показал всюду образчик голоса своего, с хазового конца, и не успел оглянуться, как его уже и пригласили тут и там давать уроки, и между прочим, наперед всего, одной из первых в городе красавиц, известной под названием Царь-девицы.

Вы видите первый урок Христиана Христиановича -- урок, как мы узнаем после, обоюдный, не только для ученицы, но и для учителя. Учитель наш видно запасся в Питере не одним контрабасом: он будто сейчас только сорвался с иголочки какого-нибудь Руча, с гребенки Грильона, с шильца Аренса и так далее. Он чувствовал, что ему надобно будет показаться в губернии порядочным человеком, а не каким-нибудь отставным констапелем, который перешил фрак из флотского вице-мундира. Так Виольдамур и сделал, и стоит теперь перед вами в виде благоприличном. Сверх того, видите ли, как он тонко, вежливо и приятно улыбается? как скромно и прилично закинул одну руку со шляпой за спину, а другою, не снимая перчатки, образующей на конце какие-то отчаянные когти, указывает слегка только издали на погрешность милой ученицы своей? как снисходительно и уступчиво потупляет глаза, желая смягчить сколько можно замечание свое, как ободрительно и приветливо поворачивает носом туда, где, по мнению его, сделана была небольшая ошибка?

Виольдамур возвратился домой счастливый и, блаженствуя, до поздней ночи распевал самые нежные, страстные романсы, выделывая голосом: о-о-о-о! -- закатывая глазки под лоб и заканчивая риторнель сладкой и сочной улыбкой. Наконец, кларнет успокоил несколько это неестественное волнение, и виртуоз заснул и лежал во сне, как наяву, с тою же миловидною и приятною улыбкою на устах, которую вы видели на нем, когда стоял он, при первом уроке, за стулом первой -- во всяком смысле -- ученицы своей.

Легко отгадать, что при таком блистательном начале дела Виольдамура пошли со дня на день лучше. Бескорыстный, горячий друг его, надобно отдать ему справедливость, не думал завидовать успехам собрата, а старался, напротив, всеми средствами поддерживать его в общем мнении. Они виделись ежедневно, и Христиан сделался даже в доме Прибаутки своим человеком. Учеников и учениц у него было довольно, но он всех их ставил ни во что, в сравнении с первой, несравненной ученицей своей.

Город, куда попал художник наш, был довольно многолюдным, благовиден, славился берестовыми табакерками, был известен в географии судоходной рекой -- но только в географии, потому что стоял на луже -- был известен в истории проездом через него многих знаменитых особ, а в статистике, кроме табакерок, кожевенными, мыловаренными, салотопенными и свечными заводами, хотя и тут опять город и самое отечество наше обязаны были всеми заводами этими собственно статистике, как науке, потому что на деле вместо заводов этих оказывалось только три-четыре избы, в Московской Слободке, заваленных кругом мусором, навозом, корьём и окруженных непроходимою грязью и непроницаемою вонью Оспаривайте, после этого, пользу статистики!