Чучух-чучух, чучух-чучух, чучух-чучух. Ровный и монотонный стук колес действовал успокаивающе. Раз чучух-чучух и запах вареных яиц и доширака, который прочно въелся в древние стены железного вагона, уже не так сильно бьет в нос; два чучух-чучух и пьяный сосед за стенкой уже не так раздражает, как в начале поездки; три чучух-чучух и прочие тревоги растворяются в живописных видах за стеклом: развесистых елках, стройных березках, в маленьких избушках, которые теперь встречаются разве что у таких вот оторванных от всего мира деревушек вблизи железнодорожных путей. Пейзажи за окном мелькали, как картинки на экране монитора. Только вот пролистать назад их было никак нельзя. Эти кадры сиюминутны – в таком свете и в таком ракурсе они останутся лишь в памяти путешественников. А поезд все мчится вперед по намеченному маршруту. «Чучух-чучух, чучух-чучух, чучух-чучух», – не умолкает железная махина, будто разговорчивый старик, поведывающий путникам, историю своей невероятной жизни: где он был, кого видел и о ком печалится его ржавое сердце.
В старом плацкартном вагоне мы с Викой ехали на каникулы в Москву. Билеты на самолет стоили в два раза дороже, а потому мы были вынуждены пересесть на поезд. О присутствии подруги я догадывалась лишь по сопению с верхней полки. Как только мы тронулись она занырнула под одеяло и ушла в спячку.
Чучух-чучух, чучух-чучух, чучух-чучух.
– Свежая выпечкааа, – как нарочно тянула букву а буфетчица, заглянувшая в наш вагон, – пирожки кааапустные, кааартофельные, с мяяясом.
Чучух-чучух, чучух-чучух…
– Мужчина, просыпаемся и на выход, – донеслось из соседнего купе.
– Иди на х.… – это сокращение я использовала вовсе не потому, что культурная и не матерюсь. У изрядно подвыпившего пассажира так заплетался язык, что он не мог выговорить даже это короткое бранное слово.
– Собираем вещи, говорю, и на выход.
– Да я тия най..у и уро…
Чучух-чучух, чучух-чучух, чучух-чучух…
– Девчоночки? Икорки не желаете? Недорого отдаю, – подкрался в наше купе мужчина с головы состава. – С Владивостока везу. Свежачок. Для женского здоровья, ух, как полезно!
– Да нет спасибо., – вежливо отказалась я.
– Ай зря. Если что обращайтесь. Я на самой первой боковушке обитаю.
Чучух-чучух, чучух-чучух, чучух-чучух.
– Лотерейные билетики. Цена 100 рублей.
– Мне пожалуйста на 1000, – услышала я женский голос, чуть дальше по вагону, – один паренек, то ли в Москву ехал, то ли куда, черт его знает, купил вот так в поезде билет и выиграл 20 мильонов!
– Да ты что! – удивился кто-то.
Чучух-чучух, чучух-чучух, чучух-чучух.
Молчаливые пассажиры – это золото! Едут себе, уткнувшись в книгу, и не досаждают окружающим своими скучными историями, которые им самим кажутся невероятно интересными. Нам, увы, достались не такие. Взрослая женатая пара, приземлившаяся на левую половину купе во время остановки, трещала без умолку. Точнее жена. Муж поддерживал беседу скупым киванием и одобрительным мычанием. Он все приглаживал пышные усы и будто депутат на экономическом форуме, сложив руки на выступающем пузе, внимал жене.
– Уж 20 лет вместе! – качала головой женщина, – и чего только не пережили. Ой! А все оттого, что любим друг друга.. Со школы ведь вместе мы, ахах, – смех у нее был легкий и заливистый, словно звон колокольчиков, – а познакомились то мы как! Ахах. Это такая невероятная история, правда котик?
– Угу, – угрюмо кивнул мужчина.
– Хочешь расскажу?
Даже если бы я отказалась эту историю я бы все равно услышала. Потому я ответила:
– Да.
– Ой, ты сейчас обомлеешь! – воскликнула женщина. – Правда, усатик?
– Угу, – снова подал голос ее муж.
– Школа. Я в 6а, он в 6б. Засматривался на меня на каждой перемене. Где не встретимся: в буфете, в коридоре, у раздевалки уставится на меня и глаз не сводит, а если только улыбнешься в ответ – пускается в бегство, как трусливый заяц от лисы. Так вот мы с ним все в молчанку и играли. Я, конечно же сразу догадалась, что он по уши в меня втрескался. Больше тебе скажу, мне он тоже нравился. Но я-то девчонка и не гоже мне на свидание парня звать. Тогда я решила взять его хитростью. Подговорила одноклассника Димку Степанова, помнишь его полосатик?
– Угу.