Похождения молодого графа Потовского (сердечный роман)

Лишенный возможности вести ее с собою, я хотел идти с нею; она воспротивилась и этому, указав мне основательно, что будет некрасиво с ее стороны, если она приведет к себе милого.

Я хотел удержать ее дольше, она не соглашалась и на это.

Она подарила все же еще несколько минут. Я воспользовался ими с целью продолжать раскрывать ей сердце; но оно было так полно, у меня было столько ей сказать, что я не знал, с чего начать; я удовольствовался самым важным, сообщил ей о счастливой перемене в образе мышление моего отца и о его намерении выйти из конфедерации.

Когда я кончил, она настоятельно потребовала, чтобы я позволить ей удалиться. Я не мог противиться ее настояниям.

— Идите, дорогой Густав, — сказала она мне, прощаясь, — поищите убежища где-нибудь в окрестностях и завтра утром возвращайтесь под эти деревья: мне нужно сказать вам о многом, и, вероятно, вы узнаете от меня о кое-чем, что вас удивит.

Я ее поцеловал, и она удалилась со спутницею, которая, пока длилась наша беседа, сидела с широко раскрытыми глазами.

Я следил за нею глазами, пока мог; потом я присоединился к моему слуге, который, устав ждать меня, уснул на траве.

Мы отправились к моему прежнему убежищу. Добрый человек обнаружил много радости, вновь увидав меня.

Я был вне себя от радости, тысяча сладостных мыслей одна за другой представлялись моему взволнованному уму. Сон не приходил долго их разогнать. Я провел почти всю ночь, в ожидании дня.

Едва он начал брезжиться, как я почувствовал, что радость моя увеличивается; затем я считал с нетерпением минуты и проклинал запаздывающее время. Наконец час настал.

Я отправился на указанное место.

Немного прождав, я увидел трех приближавшихся в сопровождении двух слуг женщин. Я издали узнал Люцилу, бросаюсь к ней на встречу, присоединяюсь к ней, вижу только ее, бросаюсь ей на шею.

— Вот так хорошо! — сказала очень нежно около меня особа, в то время, как я сжимал Люцилу в своих объятиях. Я обернулся: графиня Собеская.

— Ах, сударыня!

— Ах, Густав! Я не ждала бы до сегодня вас повидать, — продолжала она, обнимая меня, — если бы мы знали, где вы нашли приют в эту ночь. Дорогой Потовский, сколько вы причинили печали, сколько из-за вас пролито слез! Идите теперь их осушать.

Затем она представила меня своей сестре.

— Вот, — казала она ей, — один из друзей дома, переживший охлаждение между отцом и моим мужем; но сын всегда оставался нам дорог. Я льщу себя надеждою, что он также хорошо будет принят в вашем доме, как в моем.

Тогда хозяйка замка мне предложила у себя приют и попросила меня не искать другого помещения, пока я думаю находиться в этой местности; потом все три дамы меня увели.

Придя к замку, мы прошли в сад; обошли его и уселись в буковой аллее.

Едва мы там разместились, как нам подали завтрак.

Люцила не сводила глаз с меня, я не сводил глаз с. Люцилы. Я сильно желал быть с нею один; не знаю; отгадала ли это мать и сделала знак сестре, только обе не замедлили удалиться под предлогом сбора плодов.

Едва они отошли на несколько шагов, как я подошел к моей милой, и она заговорила так:

— Сообразив то, что вы мне сказали вчера на счет Софии, я думала, что и моя горничная замешана тоже в эту историю. Я потребовала ее к себе, предложила ей тысячу вопросов, пробовала ее со всех сторон, но ничего не могла открыть.

Затем вынула из кармана бумагу, подала мне и продолжала:

— Вот роковое письмо, так долго составлявшее несчастие моей жизни; сколько раз я плакала над ним.

В самом деле, оно было в таком состоянии, что я разобрал его только с трудом (Копия прилагается).

— Неужели, — вскричал я, полный негодования, есть на свете люди столь недоброжелательные? Можешь ли ты поверить, Люцила? Основа этого письма действительно моя, а именно, — сообщение, которое я послал несколько времени назад, о смерти Гадиского. Твоей хитроумной подруге надо было только приделать маленькое вступление, да повыкинуть имена действующих лиц.

— Какая адская проделка! Может ли что быть злее? Я не могу опомниться.

— Но почему, дорогая Люцила, спросил я ее, ты ни разу не дала мне о себе известий.

— Как! Разве вы не получали?

— Ни одного.

— О, я не удивляюсь более, ни ее стараниям меня напугать неприятным положением, которое могло бы создаться, из прямых с вами сношений, ни готовности, с какою она предложила мне воспользоваться ее конвертом, ни обязательности, с какою она взяла на себя труд доставлять вам мои письма. Жестокая хотела владеть нашими тайнами. Как я раскаиваюсь, что была так доверчива! Но как воспламеняется мое негодование, когда я перебираю в голове все лживые проявление ее ко мне привязанности. Льстивая, вкрадчивая, умеющая приспособиться ко вкусам каждого, искусная в приискивании новых и новых способов нравиться, не находящая никаких затруднений, когда нужно кого-либо обязать, и угадывающая всегда, чем она может быть в данном случае, более всего приятной, она встретила у меня, судите сами, хороший прием с ее искусствами вкрадываться в доверие.