Похождения Нила Кручинина

Бутылка скверного трофейного шампанского в ведёрке со льдом стояла у них в комнате. Они предвкушали встречу Нового года в кругу, теснее и дружественнее которого трудно себе что-нибудь представить, - вдвоём. Без четверти двенадцать, едва успел выйти из номера официант, подавший фрукты, раздался телефонный звонок. Грачик был совершенно уверен, что это снова тот же гостеприимный начальник полиции с новыми, успевшими немного надоесть поздравлениями. И действительно, сняв трубку, Грачик услышал его голос:

- Дорогой коллега, прошу вас узнать, будет ли господин Кручинин иметь что-нибудь против того, чтобы я за вами сейчас заехал?

Грачик искоса глянул на часы. Стрелки показывали без десяти двенадцать.

- Благодарю вас, - сказал он в трубку, - но мы отлично встретим Новый год и дома Совершенно отлично! Потом скажите нам, пожалуйста: куда вы успеете нас свезти к двенадцати часам? Никуда. А по нашему обычаю пьют за Новый год, когда бьют часы. Именно когда бьют часы!…

Толстяк не дал ему договорить:

- Да, да, таков и наш обычай, выпивать первый бокал под двенадцать ударов часов, завершающих старый год. Но вы неверно меня поняли. Случилось многозначительное происшествие… на добрый подвал, а то и на целую серию подвалов… Мы так надеемся, что советские друзья не откажут нам в помощи.

По словам шефа, он был в нескольких шагах от отеля и ждал только разрешения заехать, чтобы объяснить все и мчаться на место «многозначительного» происшествия.

Грачик видел, что Кручинину в данный момент больше всего хотелось откупорить шампанское и, уютно устроившись перед пылающим камином, произнести тост. Но в такой, же мере Грачик был уверен и в том, что если он сейчас откажет полицейскому, Кручинин будет обвинять ею во всех смертных грехах, первым из которых будет нерадение к делу, порождаемое «армянской склонностью к нею». Поэтому, прежде чем Кручинин успел его спросить, в чём дело, Грачик бросил в телефонную трубку:

- Заезжайте, пожалуйста, заезжайте. Мы уже спускаемся.

Услышав это, Кручинин обернулся.

- Если тебе хочется куда-нибудь ехать, поезжай один. Я ни за что не сниму этих туфель, - и он пошевелил протянутыми к огню ногами в тёплых ночных туфлях.

- Сидите, пожалуйста, друг мой джан, - сказал Грачик насколько мог невозмутимо, - я могу поехать один. Пожалуйста.

Он не решился сказать то, что думал: как отлично было бы, если бы Кручинин остался, дома. Грачик поехал бы на операцию один. Он своими силами показал бы здешним людям, чего стоит советская школа расследования! Однако мысль эта была мимолётной. Грачик тут же устыдился её. Он так уважал и любил своего спутника, что готов был бы уступить ему и всю собственную славу, если бы она у него была. Увы, её было у него ещё так мало, что едва ли она могла что-нибудь прибавить к популярности Кручинина.

Грачик стал проверять фотоаппарат, который всегда был при нем.

- Собираешься запечатлеть интересную новогоднюю компанию? - насмешливо спросил Кручинин, разрезая кожуру апельсина и загибая её на манер лепестков цветка.

- Меня больше занимает происшествие, о котором только что сообщил шеф полиции, - ответил Грачик.

- Происшествие? - Брови Кручинина поднялись, и он рассмеялся: - Предвкушаешь таинственное убийство на новогоднем балу?

- Не знаю, где и что произошло, но что-то случилось. По словам шефа полиции, «многозначительное» происшествие. Понимаете, - многозначительное.

- Так почему же ты не передал мне трубку? - перебил его Кручинин и поднялся с кресла.

- Потому, что нам некогда. Его машина уже тут, у подъезда. - И Грачик с улыбкой добавил: - И мы, кажется, уже спускаемся…

Больше Кручинин не задал ни одного вопроса. Недочищенный апельсин полетел обратно в вазу. Через минуту они оба стояли у подъезда в пальто и шляпах.

Однако, прежде чем продолжать повествование, необходимо, по-видимому, ближе познакомить читателя с тем, кто такие Кручинин и Грачик, рассказать, как сошлись пути их жизни и дружбы, приведшие их в этот чужой город. А ещё раньше нужно сказать, что Грачик - это вовсе не фамилия Сурена Тиграновича. В паспорте у него совершенно ясно написано «Грачьян». Это и правильно. Но в те времена, когда С.Т. Грачьян бегал ещё в коротких штанишках, он однажды принёс домой подбитого кем-то птенца-граченка, вылечил его и вырастил. Юный птицелов был так же чёрен, вертляв и так же доверчиво глядел на людей, как и его питомец. Вероятно, поэтому к нему так легко и пристало брошенное как-то матерью ласковое «Грачик». В семье его стали так называть. Сначала в шутку, потом привыкли. Прозвище осталось за ним в школе, и в жизнь он ушёл для всех уже Грачиком. Он и знакомясь-то, представлялся; «Грачик». Не такая уж беда, если некоторым блюстителям официальностей это покажется нарушением этикета.