— Ну, можно начинать, — громогласно пошутил Петр Иванович. — Герой нашей армии явился к столу. Виват поручику Ржевскому!
И все офицеры, весело улыбаясь, воскликнули «Виват» и стукнулись бокалами с шампанским. Вслед за ними бокалы подняли и хозяева дома с домочадцами, а также прочие гости. После чего начался обычный жор, почти не перебиваемый разговорами. Впрочем, минут через десять-пятнадцать первый аппетит был утолен, и Багратион вновь обратился к Дмитрию.
— Так как вы, поручик, можете объяснить нам свою кровожадность?
Все мы чинно отступаем, вяло перестреливаемся, отмахиваемся от поляков наполеоновских сабельками, а вы вдруг взяли и уложили своим взводом за два присеста более эскадрона улан! Наполеон может сильно на нас обидеться и нашлет уже своих церберов: Даву или Мюрата… И что нам тогда делать, куда бечь? Отвечайте, поручик.
— Мне очень хочется поделиться с Вами, Ваше сиятельство, своей мудростью, — доверительно стал отвечать поручик, — но сегодня две девушки, здесь присутствующие, доказали мне, как быстро распространяются слухи в наше время. Поэтому я буду говорить иносказательно. Церберы — это же могучие собаки? Биться с ними грудь в грудь — самоубийственное занятие. Но собаки куда глупее человека, их можно обхитрить. Кидаете этому церберу кость влево, а сами бьете ему ногой по яйцам справа! Вот как-то так… Многочисленные смешки в кругу офицеров были Ржевскому наградой, а улыбающийся Багратион погрозил пальцем:
— Пору-учик! Среди нас ведь есть да-амы… Надо было выразиться еще иносказательнее.
— Виноват, медам э мадмуазелле! Лучше бить по тестикулам! — рявкнул Ржевский.
Тут уже дружно захохотал весь зал, в том числе и дамы с мамзелями… В конце обеда Багратион вновь обратился к Ржевскому:
— Поручик! Ваш полковник намекнул мне, что вы являетесь знатоком анекдотов. Не поделитесь с обществом избранными перлами?
— Только без пошлостей, Ржевский! — рыкнул Новосельцев.
— Как можно, Ваше высокоблагородие… Что же рассказать? А, вот… Вызывает командир полка к себе такого же поручика и кричит: Поручик! Вы вечно хвастаете, что на дуэлях стреляете только в воздух. А вчера всадили пулю капитану Щербатову в лоб! Как это понимать? — Промазал, ваше высокоблагородие…
Офицеры улыбнулись.
— Вот еще про дуэль, — сказал Ржевский. — Корнет наскакивает на того же поручика: Вы трус и подлец! Я вызываю вас на дуэль! — Я не приду, — говорит поручик. — Как? Почему? — Потому что я трус и подлец.
Багратион качнул головой:
— Не пройдет. Вылетит из офицеров. Есть что-то посмешней?
— Есть с перчинкой, — сказал Ржевский.
— Но не переборщи, — буркнул Новосельцев. Дмитрий ухмыльнулся и сказал:
— На балу некая дама спрашивает того же поручика: — Известно, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. А через что лежит путь мужчины к сердцу женщины?
— Хм, на этом пути желательно не лежать, а стоять!
— Грубо, но точно, — ухмыльнулся князь. — Давайте еще…
— Тогда все тот же бал и та же дама, которая любопытствует: — Поручик, у меня не слишком глубокое декольте? Тот смотрит в декольте сверху вниз и спрашивает: — На женской груди волосы растут? — Что вы?! Конечно, нет!
— Тогда глубокое, мадам.
В ответ раздалось, наконец, искреннее ржание. Но верхом популярности Ржевского стал прочтенный вполголоса стишок, от которого все мужчины схватились за животики:
— Если б я имел коня — это был бы номер. Если б конь имел меня — я б, наверно, помер!
Глава двадцать седьмая
Решительный дебют
После ужина дамы решительно потребовали танцев. Доминик Радзивилл (весьма изящный кудрявый шатен лет двадцати семи с истинно аристократическим узким лицом и обходительными манерами) спешно призвал в соседний зал домашний оркестр. Дам и мадмуазелей набралось под два десятка, причем на звуки музыки явилась и жена магната по имени Теофила (подвижная кареглазая красотка лет двадцати двух), сказавшаяся перед тем нездоровой. Полонез решили пропустить, начали с кадрили и первую составили Багратион, Радзивилл, Теофила и Анна Ланская. Ржевского резво ухватила Софи и пристроила к какой-то польской паре. И начала щебетать:
— Вы сегодня в ударе, поручик! Всю мужскую кампанию постоянно смешили! Я почти не услышала ничего, может перескажете какой анекдот?
— Это гусарские анекдоты, мадмуазель, — ухмыльнулся Ржевский. — С жеребячьим юмором. Боюсь, гражданским, а тем более девушкам их не понять. И перешел к польской даме.
— Это правда, что вы убили собственноручно два десятка улан? — спросила строго дама по-французски.
— На войне как на войне, пани: противники стремятся убить друг друга. На самом деле я не уверен, что убил кого-то: при стрельбе этого обычно не знаешь, а до сабли не доходило. Опять оказался рядом с Софи и сказал: — Вспомнил один дамский анекдот. Замужняя дама молится: Боже, дай мне мудрости, чтобы понять мужчину! Дай любви, чтобы прощать его! Дай терпения выдерживать его характер! Только сил не давай, а то убью его к черту!