Похождения скверной девчонки

Однажды я довольно рано вернулся из бывшего агентства господина Шарнеза — сам он ушел на покой и теперь жил на юге Испании, — где мне в четвертый или пятый раз сказали, что пока никакой работы нет. Едва я открыл дверь нашей квартиры, как увидел в гостиной ее: она сидела в строгом коричневом костюме, рядом стоял чемоданчик, который она всегда брала в поездки, и я сразу же понял, что случилось что-то серьезное. Она явно была не в себе.

— Что с тобой?

Она вздохнула, набираясь духу, — под глазами у нее залегли синие тени, а сами глаза блестели, — и без обиняков выпалила фразу, которую, вне всякого сомнения, приготовила заранее:

— Я не хотела уходить, не поговорив с тобой, чтобы ты не думал, будто я убегаю. — Все это она сказала на одном дыхании, ледяным тоном, которым обычно пользовалась, подвергая меня эмоциональным пыткам. — Только прошу, ради всего святого, не устраивай сцен и не грози покончить с собой. Мы с тобой уже не в том возрасте… Прости, что говорю жестокие вещи, но, думаю, сейчас так будет лучше.

Я рухнул на стул — напротив нее. И почувствовал бесконечную усталость. Мне показалось, что я слушаю заезженную пластинку: одна и та же фраза повторялась и повторялась, только вот звук с каждым разом становился все глуше. Скверная девчонка по-прежнему была очень бледна, но теперь лицо ее искажал гнев, как будто необходимость сидеть здесь и давать какие-то объяснения наполнила ее злобой против меня.

— Ты сам видел: я очень старалась приладиться к такого рода жизни — чтобы порадовать тебя, отплатить за то, что ты мне помог, когда я была больна. — Казалось, ее холодность закипает яростью. — Больше не могу. Для меня это не жизнь. Если я из сострадания либо из жалости останусь с тобой, я тебя в конце концов возненавижу. А я не хочу тебя ненавидеть. Попробуй понять, если сможешь.

Она замолчала в ожидании какого-нибудь ответа, но я был придавлен усталостью, и у меня не было ни сил, ни желания говорить.

— Я здесь задыхаюсь, — добавила она, обводя взглядом гостиную. — Эти две комнатки — тюрьма, и больше мне здесь не вынести. Я ведь знаю свой предел. Меня убивает вся эта рутина, серость. И я не желаю прожить так остаток своей жизни. Вот тебя это устраивает, ты вполне доволен — и слава богу! Но я-то другая, я не умею довольствоваться малым и приспосабливаться. И не хочу. Понимаешь, я не готова провести те годы, что у меня еще есть, рядом с тобой — только из жалости. Прости за прямоту. Лучше тебе знать правду. И лучше тебе с ней смириться, Рикардо.

— Кто он? — спросил я, когда она снова замолчала. — Ты можешь по крайней мере сообщить, к кому на сей раз уходишь?

— А ты что, собираешься закатить сцену ревности? — ответила она с негодованием. И язвительно напомнила: — Я ведь женщина свободная, Рикардито. Мы поженились исключительно ради того, чтобы я получила настоящие документы. Не вздумай требовать от меня каких-нибудь отчетов.

Она хорохорилась и наскакивала на меня, как молодой петушок. А я вдруг понял: к чувству усталости прибавилось ощущение, что все это выглядит смешно. Она права: мы уже слишком стары для подобных сцен.

— Как я вижу, ты все уже решила, и нам, собственно, не о чем больше говорить, — перебил я скверную девчонку, поднимаясь на ноги. — Пойду прогуляюсь, а ты тем временем спокойно собирай чемоданы.

— Все уже собрано, — ответила она с тем же вызовом.

Я пожалел, что она не ушла, как обычно уходила прежде, оставив короткую записку. Я повернул к двери и услышал за спиной слова, которые она постаралась произнести примирительным тоном:

— И еще я хочу, чтобы ты знал… На всякий случай. Я не собираюсь требовать ничего, на что могла бы претендовать в качестве твоей жены. Ничего.