Похождения Трусливой Львицы, или Искусство жить, которому можно научиться

23.10.05. Годовщина со смерти бабушки

Сейчас почти восемь вечера. Вернулась домой, горячей воды нет, поэтому «пыль и болотную тину», которая все-таки обволокла меня в том доме, где я выросла, пришлось смывать ледяным душем. После этого чуть просветлело в мозгах. Но я уже, как наркоманка, не могу приступить ни к каким делам, пока не выговорюсь в дневнике и не проанализирую причину моей тревоги. Пока не позабочусь о своей душе – она не дает мне покоя и возможности делать что-то еще.

Поминки были дома, в квартире, где сейчас живут мама, ее муж и его дочка. После того как наконец-то сдохли оба кота, примерно через месяц мама завела нового, который под ее опекой стал еще более толстым и наглым, чем предыдущий Бонифаций. В квартире антисанитария продолжается. Смерть бабушки ничего не изменила. И это, наверное, внешнее отражение того бардака и тревоги, которым проникнуто все мамино существо.

Меня никогда нельзя было назвать брезгливой, а сейчас и подавно, но во мне опять поднялись ощущения, испытанные в 17-летнем возрасте, когда я хотела полностью отмежеваться от всего этого существования, в том числе и от внешнего сходства, чтобы никогда не вести такую жизнь, как мама и бабушка. Вдруг меня начали раздражать слегка жирная чашка, невозможно грязные сковородки, в которых готовилась еда на поминки. Мама, как всегда, оставила котлеты на плите и забыла про них. Что-то подгорело, что-то осталось непрожаренным, вместо маргарина по ошибке ляпнула в сковороду майонез. Объем еды явно не соответствовал количеству приглашенных. Готовилось куда больше. На поминки я ехала уже с головной болью. Наверное, из-за неохоты. Там же голова заболела еще больше. Особенно оттого, что никто никого не слушал. Все только говорили на повышенных тонах, будто боялись, что их не услышат.

Потом пришел бабушкин брат с женой – дядя Валера. Он только что выкарабкался из инсульта. Ему 70 лет. И ему единственному, наверное, как-то интересны мои дела. Поэтому, когда с ним приключился этот инсульт, я расстроилась и даже какое-то время переживала, как бы он не умер. Сейчас он каждый день делает зарядку, обливается холодной водой, старается не спорить со своей деспотичной женой и лелеет планы, чтобы, как придет лето, продолжить заниматься пчелами, тогда как его жена «во благо его здоровью» настаивает продать пасеку. Я с удовольствием рассказала ему, что написала учебник, который скоро выйдет. Он неприятно и, как мне показалось, сексуально чмокнул меня в щеку, после чего я по привычке, как в детстве, отвернулась и вытерла мокрый поцелуй ладонью.

Все как всегда. Люди. Шум. Анекдоты. Получился экскурс в прошлое. Они вспоминали бабушку, когда она еще была директором. И я вспомнила. Бабушка в воспоминаниях вышла деятельным, хорошим руководителем, которого многие члены коллектива, когда ее сменило множество директоров, вспоминали особенным словом. Перед смертью она начала писать мемуары. В большой амбарной книге осталось несколько страниц, написанных старым, немощным человеком. Мама процитировала мне ее слова: «Галя прошлась по моей жизни, словно солнечный лучик», «Жалею, что Свету (т. е. мою маму) я не научила защищать себя». В этом месте мама расплакалась, у меня тоже встал комок в горле. Та бабушка, которая сейчас предстала перед нами, сидящими за поминальным столом, не была той злой и капризной старухой, которая перед своей смертью изводила самых близких людей и мою маму. Мою маму, неусыпно находящуюся при ней в хирургии, когда ей отрезали ногу, и в кардиологии, куда она перекочевала следом. Мою маму, разрывающуюся от ее истерик, шантажа и обвинений. Меня, старающуюся поплотнее захлопнуть свою душу и отмежеваться внутренне от нее, чтобы не прокрались предательские жалость и чувство долга, чтобы я не стала тем поросенком, которого она в качестве светлого лучика выращивала, чтобы обеспечить свою старость.

В общем, за столом говорили о своих детях, внуках, иногда мне тоже хотелось подключиться, и я рассказала несколько анекдотов. Но при этом меня опять будто затягивало ощущение болота, в котором находятся все эти люди. Снова появилось чувство страха: а вдруг из этой трясины я никогда не выберусь и меня опять засосет? Хотя я понимаю, что здесь у меня в какой-то степени работает проекция: у кого-то из присутствующих, наверное, что-то интересное в жизни происходит. Вот моя учительница физики, заслуженный учитель РФ, которую любят и знают многие в городе и которая гордится тем, что всегда говорит то, что думает, рассказывает о школе и учениках. А я вдруг осознаю, что весь ее юмор и энергия направлены на то, чтобы унизить учеников, которые, с ее точки зрения, не так моральны или умны. Она всегда хвасталась, что обзывала их идиотами, и они не обижались потому, что это так и есть.