Похождения в Париже

Отступив от картины, я поднял руку и почесал затылок. Повернулся к Франческе, и она подмигнула мне, прежде чем выйти в коридор. Я уже хотел вскинуть вверх кулаки с оттопыренными большими пальцами, чтобы выразить свой восторг, но в этот момент в зал вошла пара средних лет. Они направились прямо к «Гитаристу» и остановились в полуметре от картины. Я встал рядом с ними. Мог бы бросить на картину сотню взглядов, но все равно не определил бы, чем копия отличается от оригинала Пикассо, который Ян сейчас выносил из музея по пожарной лестнице. Я не знал, чем это объясняется, слабым моим зрением или качеством подделки, да меня сие и не волновало. Картину унесли. Франческа ушла. Девушки — рыжеволосая и та, у которой был избыток серег, — тоже двинулись к выходу. Мне надлежало последовать за ними.

Только я не последовал, а остался в зале Пикассо, чтобы дождаться Натана Фармера.

ГЛАВА 30

Фармер вошел в зал в сопровождении невысокого плешивого мужчины в темном джемпере с V-образным вырезом и белоснежной, накрахмаленной рубашке, который нес кожаный портфель. Компанию им составляли охранники. Они быстренько вывели из зала посторонних и перекрыли все три арки. Девиль так и остался сидеть на пластиковом стуле. Фармер и плешивый не обратили ни малейшего внимания ни на него, ни, если на то пошло, на меня. Они прямиком направились к «Гитаристу». Плешивый вставил в правый глаз лупу, какими пользуются ювелиры, и уткнулся в полотно.

Пока он работал, Фармер в ожидании вердикта выбивал нервную чечетку подошвами туфель цвета свежезаваренного чая. Я проделывал то же самое, только ободранными кроссовками. Работу плешивого моя чечетка не ускорила, зато дала мне возможность как-то занять себя — во всяком случае это было лучше, чем заламывание рук и бессвязное бормотание.

Плешивый буквально прижимался лицом к стеклу, обследуя холст сантиметр за сантиметром. Его нос дергался, как у гончей, взявшей след, — а может, он просто простудился. Обследование происходило в могильной тишине.

— Вы все видели? — спросил я Фармера, чтобы хоть как-то разрядить напряжение.

— Да, — рассеянно ответил он. — Мы включили камеры через несколько мгновений после того, как ваш польский друг их отключил.

— Так вы видели, как я прицепил к картине «маячок», прежде чем положить ее в папку?

Фармер недоуменно посмотрел на меня.

— Вы начинаете в чем-то сомневаться?

— Просто нервничаю.

— Что ж, смею сказать, я вас понимаю.

Конечно, он понимал. В конце концов, ему наша сделка приносила куда большие дивиденды, нежели мне. Правда, при условии, что моя версия верна.

— За микроавтобусом следят?

— Да, да. Не волнуйтесь. Мы его не упустим.

— Но, если упустите, боюсь, полетят наши головы.

— Успокойтесь и не мешайте работать этому господину.

Господин работал. Теперь он сосредоточился на правом нижнем углу, где художник обычно ставил роспись. На «Гитаристе» росписи не было, как и на подделке: Пикассо почему-то не подписал эту работу. Тем не менее Фармер заверил меня, что лысеющий мужчина — тот самый эксперт, который может установить подлинность полотна.

Плешивый глубоко вздохнул, вынул лупу из глаза. Я приготовился к тому, чтобы выслушать его мнение, но вместо этого он достал из кармана носовой платок и протер лупу. Вставил ее в глаз и вновь принялся изучать правый нижний угол. Потом предложил Фармеру присоединиться к нему. Что-то тихо сказал на французском — слов я не разобрал. Впрочем, если бы разобрал, то все равно бы не понял.

— И что он думает? — спросил я Фармера.

Тот повернулся ко мне, достал из кармана золотые часы, открыл крышку. Лицо его было непроницаемо, и я не мог понять, радует его происходящее или огорчает.

— Похоже, вы правы, — наконец соблаговолил ответить он.

— Да! — я вскинул кулак. — Я это знал.

— Как я понимаю, именно этим и объяснялась ваша нервозность? — осведомился Фармер.

Я предпочел пропустить шпильку мимо ушей.

— Признайтесь, вы потрясены.

— Я не потрясен и не разочарован. — Он закрыл часы, убрал в карман. — Просто доволен тем, что выполнил порученную мне работу.

— Да перестаньте, неужели я не услышу даже слова благодарности?

— Идемте со мной. — Он поманил меня пальчиком. — Ваша подруга ждет наверху.

— Неужели это все? В это трудно поверить. Вы не хотите даже пожать мне руку?

Фармер какие-то мгновения смотрел на меня. Вздохнул.

— Очень хорошо, — изрек он, и я на собственном опыте узнал, каким бывает предельно сухое рукопожатие.

Когда я следом за Натаном Фармером появился в комнате службы безопасности, Виктория отвернулась от мониторов, по которым наблюдала за происходящим в зале Пикассо, и уперла руки в боки.

— Кто-нибудь соблаговолил объяснить мне, что, черт побери, происходит?

— Дельная идея, — улыбнулся я. — Ты все видела, так?

— Я видела, как бандиты украли картину Пикассо.

— Виктория указала на мониторы. — Господин Фармер сказал мне: ты хотел, чтобы я стала свидетельницей. Но я не понимаю, что это значит. Что я засвидетельствовала, Чарли? Как ты помогал ворам? Я вряд ли обелю твое имя, если буду рассказывать об этом.

— Именно это от тебя и требуется.