Лишь только я подошел к театру и назвался братом Эстрельи, как передо мной распахнулись все двери. Стоило посмотреть, как распинались привратники, чтоб очистить мне дорогу, точно я был одним из могущественнейших сеньоров в Гренаде. Все капельдинеры, все сборщики входных и выходных ярлыков,128
встречавшиеся на моем пути, сгибались передо мной в три погибели. Но особенно хотелось бы мне рассказать читателю про почетный прием, который, как это ни смешно, оказали мне в артистической, где я застал всю группу одетой и уже готовой к выступлению. Узнав от Лауры, кто я такой, комедианты и комедиантки так и облепили меня. Мужчины сжимали меня в объятиях, а женщины, прикладываясь к моему лицу накрашенными щеками, покрывали его красными и белыми пятнами. Все спешили приветствовать меня, а потому говорили разом. Я не успевал им отвечать, но меня выручила моя сестрица, опытный язычок которой помог мне исполнить свой долг перед каждым.Я, впрочем, не отделался одними объятиями актеров и актерок. Мне пришлось выдержать еще учтивости декоратора, скрипачей, суфлера, счикателя и подсчикателя свеч, наконец, всех театральных служителей, которые, проведав о моем посещении, сбежались, чтоб поглядеть на меня. Можно было подумать, что все эти люди были подкидышами, никогда не видавшими ни одного брата.
Между тем спектакль начался. Тогда дворяне, находившиеся в артистической, отправились смотреть пьесу, а я, как свой человек, продолжал калякать с актерами, не занятыми на сцене. Среди них был один, которого величали Мелькиором. Имя это поразило меня. Я внимательно поглядел на его носителя, и мне показалось, что я уже где-то видел этого актера. Наконец, я вспомнил и узнал в нем Мелькиора Сапату, того нищего странствующего комедианта, который, как я уже передавал в первом томе моего жизнеописания, макал хлебные корки в источник.
Я тотчас же отвел его в сторону и сказал ему:
— Если не ошибаюсь, вы тот самый сеньор Сапата, с которым я имел честь однажды завтракать на берегу прозрачного ручья между Вальядолидом и Сеговией. Меня сопровождал тогда один цирюльник. У нас были с собой кой-какие припасы, которые мы присоединили к вашим, соорудив таким образом маленький завтрак, сопровождавшийся многими приятными беседами.
Сапата призадумался на несколько мгновений, а затем отвечал:
— Вы рассказываете про обстоятельство, которое мне нетрудно восстановить в памяти. Я возвращался тогда в Самору после своего дебюта в Мадриде. Помню даже, что дела мои были неважны.
— И я это помню, — возразил я, — тем более, что ваш камзол был подбит театральными афишами. Я не забыл также, что вы жаловались тогда на чрезмерную добродетель вашей жены.
— О, теперь я уже не жалуюсь! — поспешно воскликнул Сапата. — Слава богу, моя дражайшая половина совершенно исправилась, так что мой камзол подбит гораздо пристойнее.
Я было собрался поздравить его с вразумлением супруги, но тут он был вынужден покинуть меня, чтоб выступить на сцене. Полюбопытствовав взглянуть на его жену, я подошел к одному комедианту и попросил его показать мне ее. Он исполнил мою просьбу, сказав:
— Вот она; это — Нарсиса, самая хорошенькая из наших дам после вашей сестрицы.
Я решил, что она должна быть той самой актрисой, которую облюбовал маркиз де Мариальва до встречи с Эстрельей, и моя догадка оказалась правильной.
По окончании представления я проводил Лауру домой и застал там несколько поваров, готовивших парадный ужин.
— Ты можешь здесь поужинать, — сказала она.
— И не подумаю, — отвечал я, — маркиз, вероятно, захочет остаться с вами наедине.
— Вовсе нет, — возразила Лаура, — он придет с двумя друзьями и одним из наших комедиантов. От тебя зависит быть шестым. Тебе известно, что у артисток секретари пользуются привилегией кушать вместе со своими господами.
— Это так, — заметил я, — но не рано ли мне становиться на одну ногу с любимыми секретарями? Я должен сперва исполнить какое-нибудь интимное поручение, чтоб заслужить такое почетное право.
Сказав это, я вышел от Лауры и направился в свой трактир, где рассчитывал столоваться ежедневно, так как мой господин не кормил дома своих слуг.
ГЛАВА IX
Я
увидал в углу залы старика, смахивавшего на монаха. Он был одет в серую сермягу и ужинал в одиночестве. Любопытство побудило меня сесть напротив него. Я вежливо поклонился ему, на что он ответил мне тем же. Получив свою порцию, я принялся молча уплетать ее с большим аппетитом и, частенько поглядывая на своего визави, заметил, что он не отрывает от меня глаз. Наконец, мне надоело это упорное разглядывание, и я обратился к старику со следующими словами!— Скажите, отче, не встречались ли мы с вами случайно где-нибудь в другом месте? Вы так пристально в меня всматриваетесь, точно я вам уже несколько знаком.
Он отвечал серьезным тоном: