Похвала праздности. Скептические эссе

В наши дни многие считают, что коммунизм и фашизм – единственно возможные альтернативы в политике и что всякий, кто не поддерживает одно, непременно поддерживает другое. Я же такой выбор приемлю не больше, чем если бы мне, живи я в шестнадцатом веке, пришлось выбирать между протестантами и католиками. Здесь я намерен как можно лаконичнее изложить причины своего несогласия ни с коммунизмом, ни с фашизмом, а также доводы против того, что нахожу в них общего.

Под «коммунистом» я подразумеваю человека, принимающего доктрины Третьего Интернационала, или Коминтерна. Ранние христиане, как и многие средневековые секты, тоже были своего рода коммунистами, но то значение слова сегодня утрачено. Коммунистом я никогда не стану из следующих соображений.

1. Я не одобряю марксистской философии, не говоря уже о «Материализме и эмпириокритицизме» Ленина. Я не отношу себя к материалистам, хотя от идеализма отстою еще дальше. Ни в какую диалектическую необходимость исторических перемен я не верю; это убеждение Маркс перенял у Гегеля, исключив его единственную логическую подоплеку, а именно: первичность «идеи». Маркс верил, что следующая стадия развития человечества обязательно должна содержать в себе некий прогресс. Лично я никаких оснований для подобной уверенности не вижу.

2. Я не согласен с трудовой теорией стоимости Маркса, равно как и с его теорией прибавочной стоимости в ее нынешнем виде. Ложность взятого Марксом у Давида Рикардо вывода о том, что обменная стоимость товара пропорциональна труду, вложенному в его производство, доказана теорией Рикардо о земельной ренте, в результате чего от этого вывода давно отказались все немарксистские экономисты. Теория прибавочной стоимости вытекает из теории народонаселения Мальтуса, которую во всем остальном Маркс отвергает. В марксистской экономике отсутствует логическая целостность – это, скорее, попеременное принятие и отметание старых доктрин для обоснования своих выпадов против капиталистов.

3. Считать непогрешимым кого бы то ни было опасно; это неизбежно приводит к чрезмерному упрощению. Доктрина о боговдохновенности Библии породила в людях слишком рьяную готовность доверять некоему Священному Писанию. Такое слепое поклонение чьей-то догме противоречит научной мысли.

4. Коммунизм недемократичен. Так называемая «диктатура пролетариата» – на самом деле диктатура меньшинства, ставшего олигархическим господствующим классом. История свидетельствует, что руководство всегда осуществляется в интересах руководящего класса, за исключением тех случаев, когда ему грозит потеря власти. Причем это не только урок истории, но и учение самого Маркса. Господствующий класс в коммунистическом государстве наделен куда большей властью, чем капиталисты в «демократической» стране. Пока ему принадлежит военная мощь, он может использовать свою власть для выбивания себе преимуществ ничуть не менее хищнических, чем у капиталистов. Исходить из того, что он будет действовать в интересах общего блага, – не иначе как тупой идеализм, который, кстати, противоречит политической психологии марксистов.

5. Коммунизм отрицает свободу, в частности интеллектуальную свободу, в большей степени, чем любой другой режим, за исключением фашизма. Полное объединение экономической и политической власти создает страшнейшую машину угнетения, не оставляющую ни единой лазейки. В такой системе прогресс в конце концов станет невозможным, так как цель бюрократов – противостоять любым переменам, кроме тех, что усиливают их власть. Значимые новшества могут произойти разве что случайно, если при каком-то стечении обстоятельств непопулярным товарищам удается выжить. Кеплер жил за счет астрономии, Дарвин – за счет унаследованного богатства, Маркс – за счет «эксплуатации» Энгельсом манчестерского пролетариата. Подобные случаи выживания вопреки непопулярности при коммунизме просто немыслимы.

6. У Маркса, как и в современной коммунистической мысли, физический труд неоправданно превозносится над умственным. Это сильно отпугивает многих умственных работников, которые иначе могли бы увидеть преимущества социализма, а без их помощи едва ли получится создать социалистическое государство. Разделение на классы у марксистов – больше даже на практике, чем в теории – происходит слишком рано на социальной шкале.