Похвала тени

Солома оказалась сухой на славу, к тому же наверху, в пятом ярусе, окна были распахнуты настежь, и ветер взметнулся снизу, как по трубе. Послышался громкий зловещий треск горящего дерева; вопли и стоны перепуганных женщин, метавшихся в поисках спасения, смешались со свирепым свистом разгорающегося пламени. Внезапно большая группа мужчин с криком «Измена! Наш господин в опасности! Берегитесь изменников!» взбежала сквозь дым вверх по лестнице, и я очутился в гуще беспорядочной схватки между защитниками замка и людьми Тёрокэна. Меня толкали из стороны в сторону, полыхавший жаром ветер то и дело осыпал меня жгучими искрами, трудно было дышать. «Раз все равно умирать, умру вместе с госпожой, когда огонь пожрет нас…» – решил я, очутившись в этом Аду Раскаленном[156], но только начал было пробираться к лестнице, ведущей наверх, как кто-то – я так и не узнал кто – крикнул мне: «Яити! Вынеси вниз эту госпожу!» – и посадил мне на спину юную девушку.

– Госпожа О-Чача! – воскликнул я, мгновенно узнав ее. – Что с вашей матерью? – Я непрерывно окликал ее, звал по имени, но она не отвечала и, казалось, потеряла сознание в крутящихся клубах дыма.

Но почему этот самурай доверил ее мне, слепому? Наверное, решил до конца выполнить долг верности и умереть здесь вместе со своим господином… Я тоже чувствовал, что должен до конца оставаться с госпожой, а не бежать прочь. Но как будет гневаться мать, если я не спасу ее дочь!.. «Куда ты дел мое драгоценное дитя, Яити?» – упрекнет она меня на том свете, и мне нечего будет сказать в свое оправдание… И еще мне почудился перст судьбы в том, что ее вот так, неожиданно, посадили ко мне на спину… Но сильнее всех этих мыслей было какое-то странное, сладкое чувство близости, охватившее меня в тот момент, когда обеими руками я подхватил госпожу О-Чачу, бессильно приникшую к моей спине. Ее юная прелесть живо напомнила мне тело ее матери в молодости, каким я ощущал его когда-то под моими руками, и меня охватило давно забытое, удивительно теплое чувство. Как могло такое прийти мне в голову в миг, когда малейшее промедление грозило опасностью сгореть заживо? Поистине причудливые мысли приходят в голову человеку в самые неподходящие мгновения! Стыдно сказать, но мне вдруг вспомнилось, как меня впервые призвали к госпоже О-Ити, когда я только начал службу в замке Одани, – ее руки и ноги были тогда точь-в-точь такими же полными и упругими… Да, как ни прекрасна была моя госпожа, ее тоже не пощадило время… Я вдруг осознал это, и дорогие воспоминания воскресли в памяти одно за другим, как разматывается клубок ниток… Но не только воспоминания, – ощутив нежную тяжесть тела госпожи О-Чачи, мне вдруг почудилось, будто ко мне самому каким-то необъяснимым образом тоже вернулась молодость. Я вдруг подумал, что служить этой юной госпоже будет совершенно то же, что служить госпоже О-Ити, и при этой мысли во мне снова вспыхнула жажда жизни, как ни низко это было с моей стороны…

Возможно, вам покажется, что я колебался долгое время, однако на самом деле все эти мысли промелькнули в моем сознании в одну секунду, и не успел я еще толком их осознать, как уже бежал сквозь дым и огонь, расталкивая встречных, сколько хватало сил. «Дайте дорогу! – во весь голос кричал я. – Я несу одну из молодых барышень!» Слепой, я бегом спускался по лестнице, прокладывая себе дорогу прямо по головам, грубо отталкивая, наступая на людей…

* * *

Не я один пытался спастись. Люди толпой стремились прочь из замка, осыпаемые дождем свирепых искр. Я бежал вместе с ними, увлекаемый людским потоком. Когда я миновал мост, переброшенный через ров, позади раздался долгий оглушительный грохот.

– Это рухнула башня? – спросил я.

– Да, – отвечал какой-то человек, бежавший рядом. – В небо взметнулся целый столб огня!.. Очевидно, огонь добрался до порохового погреба.

– Что стало с госпожой О-Ити и двумя другими ее дочерьми? – спросил я у этого человека.

– Дети спаслись, – сказал он, – но госпожа О-Ити, увы, погибла!

Потом я узнал подробно о том, что произошло в башне, а тогда этот человек рассказал мне, что Тёрокэн первым добрался до верхнего яруса, но Бункасай, сразу разгадав его умысел, тут же, на месте, зарубил его и спихнул вниз. Люди Тёрокэна дрогнули, а тем временем много защитников замка прорвалось наверх, так что у вражеских лазутчиков не только не было никакой возможности похитить госпожу О-Ити, но и большинство их погибло от меча или сгорело в огне. Три дочери все еще цеплялись за мать, но Бункасай, стремясь как можно скорее удалить их из башни, вытолкнул их в толпу воинов, крикнув: «Самую верную службу сослужит тот, кто спасет этих девиц и доставит их во вражеский лагерь!» Самураи подхватили девочек и вынесли из огня.

– Наверно, князь Кацуиэ с госпожой покончили с собой в огне пожара… – сказал этот человек. – Я не успел при этом присутствовать.

– А где обе другие дочери? – спросил я.