Похвала

Я не могу заглушить вопросы в своей голове, и я слишком боюсь поднимать их, если я это сделаю, и он скажет мне, что то, что он сказал, было просто разговором о сексе, и что у нас просто почти секретная интрижка, тогда это сломает меня.

Я понимаю, что то, чего я хочу, нелепо. Абсолютно иррационально и безумно. Потому что я хочу, чтобы Эмерсон ставил меня на первое место, даже перед Бо. Я хочу, чтобы он сказал мне, что наши отношения волнуют его больше, чем те, которые он пытается наладить со своим сыном.

Больно сознавать, что это невозможно. Я глупа, что даже подумала об этом.

Когда мы добираемся до его дома, он ведет меня прямо наверх. Мы не останавливаемся и в его спальне, он тянет меня в свою огромную ванную. Там есть стеклянный душ, и, все еще держа меня одной рукой, а другой включает воду.

Затем, не говоря ни слова, он начинает снимать с меня одежду. Его действия медлительны и обдуманны, как будто я больна или ему больно, и он пытается побаловать меня.

Когда он стаскивает с меня блузку, то целует покрытую черными пятнами кожу в том месте, куда попал воск от свечи. Когда он расстегивает мой лифчик, то целует красные следы от зажимов. И когда он опускает мою юбку, он нежно прижимается губами к тому месту, где укусил меня ранее.

Это не страстные поцелуи. Он не пытается разогреть меня для большего секса. Больше похоже на то, что он пытается залечить рану, и я хочу сказать ему, что исправлять нечего. По крайней мере, ничего физического. Но если он сможет утихомирить эти голоса сомнения и страхи в моей голове, это было бы здорово.

Как только я раздеваюсь, он открывает дверь душа и шепчет:

— Входи.

Затем он раздевается и следует за мной. Мы стоим вместе под горячими струями, позволяя им омыть нас обоих.

Обнимая его за талию, я прижимаюсь лицом к его груди. Эмерсон достаточно высок, чтобы я могла уткнуться носом в его шею, и мне нравится, как хорошо наши тела прилегают друг к другу. Он просто достаточно мягкий, чтобы быть уютным, и достаточно сильный, чтобы быть точеным. Я серьезно не думаю, что мужские объятия когда-либо были такими манящими.

Мы стоим так некоторое время, и я сдерживаю все, что хочу сказать или спросить. Этот момент слишком хрупок, и одно слово опасения может привести к тому, что все вокруг нас рухнет.

Что будет со мной после этого?

На что будет похожа моя жизнь после Эмерсона Гранта и Клуба непристойных игроков?

Я никогда не смогла бы пойти туда без него, не так ли?

Встречаться с другим мужчиной?

Называть кого-то еще сэр?

Сейчас все это кажется таким невозможным. Более чем невозможно — непостижимо.

Когда я отстраняюсь и тянусь за мылом, он останавливает меня.

— Позволь мне.

Я наблюдаю, как он набирает в ладонь шампунь и втирает его в мои волосы, медленно и чувственно. Он моет мне волосы так, словно я самое нежное создание на свете. Как будто я значу для него все, и я закрываю глаза, чтобы отогнать боль от этой мысли.

Боже, я бы все отдала, чтобы почувствовать себя самой важной вещью в жизни Эмерсона. Быть всем его миром.

Когда он ополаскивает мои волосы, я смотрю на него снизу вверх. И, может быть, он видит покраснение в моих глазах, но он останавливается, глядя на меня сверху вниз.

И он не произносит ни слова.

Я клянусь, он чувствует то, что чувствую я, и знает, чего я на самом деле боюсь, но он не говорит мне, что все будет хорошо или что он сохранит меня навсегда. Он просто наклоняется и целует меня в губы.

Затем он проводит пальцами по моим волосам, нанося кондиционер, прежде чем намылить мочалку и нежно вытереть каждый дюйм моего тела.

— Ничего из этого не было тем, чего я ожидала, — бормочу я, когда он встает на колени и с особым вниманием проводит мочалкой вверх и вниз по моим ногам.

— А чего ты ожидала? — Спрашивает он.

— Ну, я думала, что я та, кто должна была доставлять тебе удовольствие, — говорю я, запуская пальцы в его волосы.

— Ты действительно доставляешь мне удовольствие.

Говорит он это с такой холодной уверенностью, как будто это очевидно.

Я не совсем уверена, чем доставляю ему удовольствие. Ему уже дважды пришлось наказать меня, и я больше не чувствую, что делаю для него достаточно.

— Тогда почему это ты стоишь на коленях?

Он медленно поднимает на меня взгляд, его руки все еще на моей лодыжке.

— Ты думаешь, что из-за того, что я доминант, я не могу позаботиться о тебе?

— Вроде того, — отвечаю я, пожимая плечами.

— Но я должен заботиться о тебе, Шарлотта.

Он поднимает мою ногу к себе на колени и пускает мыльные пузыри под моим сводом стопы и между пальцами ног.

— Эти отношения — это компромисс, а не улица с односторонним движением. Не говоря уже о том, что когда мы не находимся в этом режиме Дом/саба, я не хочу, чтобы ты подчинялась мне. Я хочу, чтобы ты позволила мне поклоняться тебе и…

Его голос затихает, и мое сердце бешено колотится в груди, пока я жду, когда он продолжит. Но он этого не делает. И мой разум остается блуждать и прокручивать в голове каждое слово, пытаясь понять, к чему он мог клонить.