Покидая Аркадию. Книга перемен

До мужа призовой Таисии – Петра Непряхина, хоть и с большим запозданием, дошли слухи о связи его жены с Колдуном. Он подстерег Савву вечером у оврага и выстрелил из охотничего ружья. Колдуна доставили в больницу, а Петра посадили в кутузку. Наталья Ивановна бросилась в больницу, а призовая Таисия – к начальнику милиции. На следующий день состоялось совещание у постели Колдуна, после чего Савва написал заявление, в котором рассказал, как они с Петром, оба пьяненькие, заспорили о том, кто лучше стреляет, стали вырывать друг у дружки ружье, оно случайно выстрелило, чего в жизни не бывает, а Петр не виноват. Уголовное дело закрыли, Петра выпустили из кутузки, а вечером Таисия принесла Наталье Ивановне большой бумажный пакет с деньгами. В городе говорили, что после этого Таисия каждую ночь навещала начальника милиции, пока его жена не вернулась из Сочи.

Савву выписали из больницы, он не вставал с постели, рана помаленьку нагнаивалась, а из-за перебитого картечью нерва у него отнялись ноги. Наталья Ивановна радовалась: теперь Савва принадлежал ей, только ей.

Вторым происшествием стало возвращение Катерины Ивановны из Москвы. Ее младший сын, ее любимец, перенес менингит, который дал осложнения, и муж потребовал, чтобы Катерина Ивановна вернулась в семью.

Тетка позвонила Тине, когда матери и Саввы не было дома, и назначила встречу в городском парке. Они спрятались в беседке, стоявшей среди сирени, и Катерина Ивановна сразу перешла к делу.

– Не знаю, что там у вас происходит, – сказала она, – но мне кажется, тебе надо от них бежать. Чем раньше, тем лучше. Хозяин попросил найти женщину, которая согласилась бы ухаживать за Ольгой. Это, конечно, не сахар с медом, но зато будешь жить в Москве. Если не задуришь, подготовишься к университету, а заодно, может, станешь хозяйкой квартиры… ты уже взрослая, а хозяин – кобель… только не спеши с этим… соблазнов там много, но не спеши… уколы ставить умеешь?

Тина кивнула.

Она собрала чемодан, взяла деньги из шкатулки, которую мать прятала в шкафу под одеждй, утром села в первый автобус и через семь часов была в Москве.

Квартира Голубовского на улице Кирова, уже переименованной в Мясницкую, была похожа на огромную пещеру: потрескавшиеся стены, облупившаяся краска, вытертый скрипучий паркет, захламленные узкие темные комнаты с высокими потолками, патефоны, которыми давно не пользовались, графины с мухами, иссохшая обувь по углам, громоздкая мебель с завитушками, много книг – в шкафах, на столах, на полу. Даже в коридоре, даже в туалете – книги, книги, книги.

В 1918 году хозяина квартиры, известного богослова Ужинского, расстреляли большевики, после чего сюда вселилась семья видного чекиста Потоцкого, расстрелянного в середине 30-х по доносу работника Наркомфина Гольца, получившего эту квартиру и исчезнувшего в 37-м, а в 39-м здесь поселился Ефим Таубе, Фима-бомбист, известный революционер, служащий Наркомата внутренних дел, отец нынешнего хозяина пещеры – профессора истории Григория Ефимовича Голубовского, взявшего фамилию матери.

Хозяин был огромным стариком с большой лысиной и красивыми седыми кудрями до плеч. Он беспрестанно курил сигареты «Тройка» и жевал чеснок, спасаясь от зубной боли. По вечерам он надевал вельветовую куртку с шелковыми лацканами, включал в гостиной торшер, садился в кресло с книгой или газетой, снимал домашние тапочки, вытягивал голые ноги и шевелил пальцами.

– Алевтина, – звучным голосом проговорил он, возвращая Тине паспорт. – Теперь, дорогая Алевтина, ты хозяйка этого дома и царица над его обитателями.

Его жена Ольга занимала большую полутемную комнату, пропахшую лекарствами и косметикой. Она полулежала на подушках, укрытая до пояса одеялом, поверх которого покоились маленькие руки в белых перчатках, пропитанных кремом. Голова ее была до бровей повязана платком.

– Только не шумите, – сказала она почти шепотом. – Не надо делать это в соседней комнате – мне же все слышно… особенно когда эта сука Катерина начинала кричать…

– Алевтине шестнадцать, – сказал хозяин. – Побойся Бога, Оля, она совсем ребенок.

Ольга Ивановна закрыла глаза.

– Недолго ей осталось, – сказал хозяин, когда они вернулись в гостиную. – Тяжело это…

Вечером она познакомилась с третьим обитателем пещеры – пасынком хозяина.

Никогда в жизни не видела Тина таких красивых парней.

Рафаэль был высок, его черные шелковистые кудри кольцами ниспадали на плечи, на смуглых щеках темнел румянец, а над красиво вырезанной верхней губой красовалась крошечная родинка. Он был весь свежий, яркий, чистый, от него веяло силой, молодостью, здоровьем, но взгляд у него был истинно детский, как будто даже робкий.

– Господи, – сказал он, широко открывая рот, полный ослепительно-белых крупных зубов, – как же вы, Алевтина, хороши! Упоительно хороши!

Тина много раз слышала от Саввы приятные слова, привыкла, но тут вдруг почувствовала, как в груди стало горячо и тесно, и на на несколько мгновений растерялась.

– Ужинать пора, – сказала она, отводя взгляд. – Пойду руки помою.