Покидая тысячелетие. Книга первая

Туман всё не рассеивался. Теперь вместо доктора там оказался Ильич. «Вот зачем ты, Ильич, с ними сражаешься? Аж с 1957 года!» «Живут они хорошо. Им – всё, а кому-то пенсия 8 килограммов зерна». «Что значит всё? Ты как Шура Балаганов!» «Вот, книгу я принёс».

Потом в тумане появилась долина Аргуни сплошь в моховке и голубике. Вдали за рекой синели горы Большого Хингана. В ближних к берегу кустах белел памятник. Говорят, что там тоже была русская деревня…

Разбудила меня тишина большого здания. Редакция занимала третий этаж с торца пятиэтажки, куда было навтыкано множество разных учреждений и организаций. Но в эти минуты здание пустовало, и ощущалась в нём какая-то лёгкость. Облегчение или избавление. Или всё вместе.

Часы на столе Барабаша показывали 8:00. И сам я был сейчас точным и собранным как эти часы. Казалось, что в голове радостно позванивает, там работала невидимая никому электроника мозга.

Записка на столе. Начертано рукой Барабаша: «Отдыхай, отсыпайся! Забегу с утра. Завтрак занесу. Сергей».

Не фига себе! Завтрак он занесёт. Точно, сегодня же пятница. Впереди – два дня радости: никого не будет в редакции. На два дня редакция станет мастерской! А Барабаш ещё и завтрак принесёт. До утра можно спать.

И опять, как только принял горизонталь на диване, так сразу провалился в сон. Ещё немного добрать и можно садиться за «Любаву»…

«Совещание проходило в Доме культуры районного центра. Возраст посёлка определить было трудно. Дома второй пятилетки стоят тут полвека, а десятой – разваливаются на второй год. Народ в них жил разный. Но как бы не определяли, категорий получалось четыре: начальники и милиционеры, конторщики и бичи.

Ещё были живы очевидцы, которые рассказывали, что Дом культуры в конце двадцатых годов построили пограничники, разобрав для этого церковь и двухэтажный амбар какого-то купца, а заодно и дом его. С фасада Дом культуры подпирали колонны из крепкого, но не столь стройного, как хотелось бы, листвяка, внутри же был сумрачный зал на двести мест и щербатый пол, выгнутый в некоторых местах и скрипучий. Невозможно думать о красоте и гармонии, строя и отбиваясь днём и ночью от нападений владельцев строительного материала и прихожан церкви. Три раза за время строительства оскорблённые и ограбленные новыми властями люди поджигали будущий очаг культуры, но, в конце концов, он был достроен. Инородные тела и чуждые элементы частью перестреляли, частью отправили на стройки народного хозяйства вместе с престарелыми родителями, жёнами и малыми детьми. И зажил после этих событий трудовой народ вольготно и сытно, и удивительные произошли в его жизни перемены.

Сюда и привёз на колхозном автобусе парторг свою делегацию, собранную по разнарядке. Прохладный и сумрачный зал быстро наполнился гулом. Всего собралось человек восемьдесят.