Покидая Вавилон

Терзания юного танатофила вылились в водоворот событий. Неодолимая тяга к рассуждениям, фантазиям и творчеству свела его с Матвеем Байдуком – лингвистом и литератором. Приверженец конопляной идеологии и собиратель растаманских сказок вывел искателя на скользкую тропинку растафарианства. Тогда символ Холтома в очередной раз явил себя, и Валя окончательно перестал удивляться назойливым знакам судьбы. Сион внутри меня, решил он. Это не место в физическом, материальном мире. Не в Африке и не в Израиле. Сион находится внутри каждого человека. И стремиться к нему нужно не ногами, а делами и поступками – отмеченными особой печатью. Придумка Валентина – она показалась ему похожей на правду – так он объяснил себе присутствие в его жизни особого знака. Сочетание семафорных сигналов, формализованных в линейный рисунок или альгиз, букву рунического строя, а может и вовсе цыплячья лапка укуренных пацифистов – каждый раз упорядоченное сочетание линий в круге проявлялись в жизни Вали, указывая на обладание привилегией, недоступной для большинства. И истина закостенела, обросла суевериями и предрассудками. Она стала главной инстанцией и отправной точкой Гришина.

Великий Джа оказался безнадёжно далёк от сознания Вали, но он послужил мостиком для встречи с настоящей силой знака. Байдук часто и с удовольствием проводил собственные творческие вечера. Последние случались с широким, по-барски щедрым размахом, с хлебосольными аляфуршетами, сановными гостями. Хорошим тоном считалось пригласить литературную элиту, обильно сдобрить батарею игристых вин, кавальдоса и текилы маститым критикам, известным поэтам и признанным писателям современности. Смесь на выходе получалась такая, что лихо сводило зубы.

На одном из таких вечеров на презентации выпестованной книжицы собственного сочинения, Байдук обмолвился секретом кухни. Беседа текла вяло, пока разговор не зашёл о финансовых вопросах, которыми Гришин мучился давно. И неправда, думал он, что деньги для системных растаманов безразличны. Сам он едва не попрошайничал, ожидая подачек от Байдука, метко прозванного за туго набитый кошелёк – Скруджем Макдаком.

– Любая трактовка знания о единственно правильном образе жизни, – вкрадчиво сказал виновник торжества, по-дружески похлопав Валю по плечу, – автоматически присваивает ярлык секты и развязывает языки общественности в обвинении политического экстремизма. – Валя испуганно моргнул. В его двадцать система не дала ему ничего кроме длинных волос, губной гармошки и коробки плана. На выработку своей собственной позиции не хватало мудрости и нужных людей, с которыми бы свела судьба. Но какое-то шестое чувство, если угодно, интуиция, предчувствие, сейчас кричало внутри благим матом, что нужный человек как раз перед ним. – Но мы-то знаем, – продолжал Байдук, – что навязанная государством система общественных отношений – чистой воды профанация. Гнаться за призрачной надеждой Вавилона, подобно остальным, не наш крест! Но взывать к богу угнетённых африканцев мы тоже не будем. Я же предлагаю тебе самому форсировать события и выбрать в своих пространственных координатах иную точку отсчёта, совсем другую Систему…

– Какую же? – осторожно уточнил Гришин.

– Она не предлагает решения всех проблем, – предупредил литератор, – она сосуществует с остальным миром, контактирует с ним и учится взаимодействовать или с минимальным риском для себя, или же сознательно выбирая этот риск.

– Не понимаю, – честно признался Валя.

– Ты помнишь сказку про Вавилон?

– В вашей книге?