Покинутый

Неподалеку от поля высился забор, ограждавший участок с бандитским притоном, и изнутри неслись звуки разгульного веселья. «Почему бы и нет?», — подумал я. Если ты в очередной раз увильнул от виселицы или штыка красных мундиров — разве это не повод для праздника в разбойничьей жизни?

У ворот стояли охранники, тут же слонялись еще какие-то подонки, кто с выпивкой, кто тоже изображая из себя охрану, и все они непрерывно спорили. Слева от этого вертепа кукурузное поле поднималось на холмик и там, наклонившись над небольшим костром, сидел часовой. Для часового место у костра не самое лучшее, хотя, с другой стороны, он единственный из всех, слонявшихся здесь, был действительно занят делом. Наверное, они не смогли выставить еще дозорных. Или смогли, но дозорные валялись где-нибудь под деревом, мертвецки пьяные, потому что никто не заметил, как мы с Чарльзом потихоньку подобрались поближе, к человеку, который сидел на корточках за полуразрушенной каменной стеной и следил за тем, что происходит возле притона.

Это был он: Томас Хики. Круглолицый, тертый калач и не дурак выпить, если судить по виду. Это про него Уильям говорил, что он мастер развязывать языки? Пока что, похоже, он был не в состоянии развязать собственные штаны.

Может быть, явная моя неприязнь к нему определилась тем, что он был первым человеком, на которого, со времен моего приезда в Бостон, мое имя не произвело впечатления. Но мое раздражение было ничто по сравнению с действием, которое все это произвело на Чарльза — он выхватил саблю.

— Будь повежливее, парень, — сказал он с угрозой.

Я жестом остановил его:

— Тише, Чарльз, — и обратился к Томасу: — Уильям Джонсон послал нас в надежде, что мы. поможем вам с розыском.

— А мне и не нужна помощь, — фыркнул Томас. — Тем более от лондонского хлыща. Воров я уже нашел.

Чарльз рядом со мной ощетинился.

— Тогда почему вы бездельничаете?

— Думаю, как с этими пройдохами управиться, — Томас показал на дом и, выжидательно глядя на нас, усмехнулся.

Я вздохнул. Пора браться за дело.

— Я убью часового и зайду в тыл охранникам. Вы двое подойдете к воротам. Когда я выстрелю по охранникам, атакуйте. Мы застанем их врасплох. Половина погибнет раньше, чем поймет, в чем дело.

Я взял мушкет, пробрался к краю кукурузного поля и, присев, прицелился в часового. Он безмятежно грел руки, поставив мушкет между ногами, и вероятно, не заметил бы меня, даже появись я тут верхом на верблюде. Было в этом что-то от малодушия — в такой ситуации нажать курок, но я нажал.

И чертыхнулся, потому что он рухнул головой вперед, рассыпав сноп искр. Он сразу загорелся, и одного только запаха гари будет достаточно, чтобы его товарищи всполошились. Я поспешил к Чарльзу с Томасом, которые уже подобрались к бандитскому притону, и занял позицию неподалеку, целясь в того бандита, что стоял — а точнее, «шатался» — возле самых ворот. Он двинулся к кукурузному полю, может быть, чтобы сменить часового, который все еще жарился на костре. Я выждал, пока он дойдет до кромки поля и пока не кончится внезапный перерыв в веселье внутри притона, и когда снова поднялся рев, я выстрелил.

Он повалился на колени, потом набок, и полчерепа у него как не бывало, а я оглянулся на двери притона, не слышен ли там выстрел. Нет, не слышен. Но зато компания у ворот заметила Чарльза с Томасом, повыхватывала клинки и пистолеты и заорала: «Убирайтесь подальше!»

Чарльз и Томас не спешили, как я и велел. Они готовы были достать оружие, но выжидали. Молодцы. Ждали, чтобы я выстрелил в охранников.

Было самое время. Я прицелился в одного из бандитов, которого посчитал за главаря, нажал курок, и охранник отшатнулся назад, а из его затылка брызнула кровь. Теперь мой выстрел был слышен, но это было неважно, потому что Чарльз и Томас уже вынули клинки и рубанули, и еще двое охранников повалились набок с кровавыми фонтанами, бившими у них из шеи. Ворота были взяты, но схватка завязалась нешуточная.

Мне удалось подстрелить еще двух бандитов, и я отбросил мушкет — достал саблю, прыгнул в гущу тел и дрался плечом к плечу с Чарльзом и Томасом. Мне нравилось вот так драться рядом с товарищами, и я искромсал еще трех головорезов, и они с пронзительными воплями умерли, а остальные отступили от ворот и забаррикадировались в доме.

В общем, остались только я, Томас и Чарльз — тяжело дышавшие и стряхивающие кровь с клинков. Теперь я поглядывал на Томаса с уважением: он дрался хорошо — быстро и умело, хотя по виду трудно было этого от него ждать. Чарльз тоже посматривал на него, но с гораздо большим отвращением, как будто умение Томаса драться раздражало его.

Надо было как-то решать эту задачу: мы ведь остались снаружи, а дверь бандиты заперли наглухо. И именно Томас предложил подстрелить одну-две бочки с порохом — неплохая идея для человека, которого поначалу я готов был отвергнуть как пьяницу.

Взрыв проломал стену, и мы забрались внутрь и пробрались через развороченные, растерзанные взрывом трупы, валявшиеся с другой стороны пролома.