Поклон старикам

— Его, наверно, фашисты убили, потому что он не жалел себя.

Он совсем удивился:

— А разве герои умирают?

— Мама говорит: не умирают!

— Значит, твой папа не герой.

— Наверно, — Вика еще сильнее заплакала.

Луна едва освещала их. Вика положила что-то сухое в его ладонь, и ладонь запахла летом. И сено пахло летом — так сильно, что он уже ни о чем не мог думать. Услышал, как звякнуло ведро— бабушка принесла коню пить. Хотел позвать, но вспомнил, что они спрятались. Конь заржал и с посвистом стал пить. Еще услышал голос тети Маши. Она крикнула: «Хулай!» — гнала в кошару овен. Обхватил Вику за шею, принюхался. И больше ничего не слышал. Зато по степи летел Каурый. Он был прежний, здоровый. А на нем двое: и отец, и мама. Они скачут к горе Улзыто, вот подлетели и начали биться зо злыми духами, а духи — стра-ашные. Тетя Маша кричит: «Они герои у тебя!» А они бьются, не отступают, хоть чудовища и хотят их загубить.

Вика что-то шепчет, прижимается к нему, и тот сон проходит. Теперь сам Агван летит на коне. Грива Каурого развевается, щекочет его. Ему жарко, очень жарко, в воздухе огонь, но Агван прорывается сквозь огонь, потому что нужно спасти Вику.

Вдруг залаял Янгар и раздались голоса.

— Разбойники у нас растут. До смерти напугали, — голос был добрым. Это бабушка.

— Мы бы никуда не ушли, — объясняет Вика.

Агван сел в кровати, разжал руку, увидел синий сухой цветок со скрюченными лепестками.

— Мы сидели, потом уснули. Мы хотели потеряться. — Он засопел от радости, когда бабушка поднесла ему еду. Как он любит жидкую заваруху из ячменной муки! Вкусно. Он захлебывался, глотая горячее варево. — Но не могли. Вы нашли нас. Отец Вики тоже не может потеряться. Его найдут.

Бабушка всплеснула руками, мать перестала греметь посудой, а тетя Маша улыбнулась ему сквозь слезы.

Он громко чавкал и сопел от непонятного ему восторга, словно он и впрямь, как во сне, был героем.

— А там у вас в берлоге тепло? — спросила тетя Маша.

— Теплее, чем дома. Только воздух твердый, дышать не дает. — Он долизал тарелку и вдруг вспомнил: — Мама! Наши папы герои, да?

Из печки вырывался огонь, делая женщин причудливыми и незнакомыми. Подошла к нему мама, унесла чистую миску, а потом вернулась, приподняла его.

— Конечно, самые настоящие герои.

Он удивился маме, какая она горячая… зачем так крепко держит и пристально разглядывает, точно никогда не видела его. Он попытался вырваться:

— Герои не умирают, да?

Мама гладила его по голове, а бабушка растревожилась:

— Да, да, герои не умирают, — и торопливо зашептала — Ум мани пад мэ хум! — Он знал эту её молитву. — Ум мани пад мэ хум! — Ему мешала горячая мамина рука, которая все лежала на его голове. Но он все-таки сказал:

— Вот видишь, Вика, не умирают. И твой папа не умер.

В избе стало тихо. Лишь трещал огонь. Агван зажмурился. Мама исчезла. Он так и знал: с фотографии сошел папа. Из открытой печки летит огонь. Воет ветер то утихая, то усиливаясь. Крыша скрипит. Агван раскрыл глаза. Папы больше не было. Куда делся? Через крышу ушел? Он хочет папу-героя. Где его папа?

Громко, на всю избу:

— Ум мани пад мэ хум! О, мани пад мэ хум!

А незнакомый голос, наверное это отец, говорит ему: «Ты единственный мужчина в доме. Береги маму и бабушку. Береги!»

— Степа начинал свою службу в Бурятии и влюбился в нее. Байкал, говорит, необыкновенный, небо, говорит, разных цветов — нигде не видал такого.

Мать рассмеялась:

— Ты небось разочаровалась: степь да степь пустая. Погоди, кончится война, свозим тебя на Байкал.

— И меня, — крикнул Агван. Бабушка больше не шептала молитву.

Мама улыбалась:

— И тебя. Спи. Вон Вика спит. И ты спи. Во сне вырастешь скорей.

Бабушка заворочалась на маминой кровати, Вика вздохнула. Все друг друга обманывают, что спят, а никто и не спит.

— Друзей у него много тут. А кто, не помню. Одного только знаю, кажется, Зориктуев. Летчик он.

Даже Агван слышал о нем.

Снова ветер бьется, просится к ним в дом.

— Дулма, сходим в кошару, пятеро окотиться должны.

Он уже засыпал, и сквозь сон прочно входили в него слова:

— Гибнут овцы. И погода неустойчивая, то оттепель, то мороз. Ветры сырые, ядовитые. Трудная будет весна.

Разве сможет кто-нибудь из них, живших в войну, голодавших, потерявших близких, переживших страх, забыть вот эти беспощадные весенние дни перед победой, когда светит солнце, а еды взять неоткуда, чтобы накормить людей и животных, когда снег все еще давит своей тяжестью на землю и держит траву?! Весна шла, но как далеко было до нее.

6