Поклонение волхвов. Книга 2

«Вы прекрасно сыграли свою роль, поздравляю!» — крикнул ему в ту ночь Казадупов. Слово «роль» тогда прожгло ему слух до самого мозга. Вся жизнь его была избеганием «ролей», и не потому, что играть он не мог, а оттого, что боялся той самой «личной трагедии», о которой говорит, курсируя по сцене, Серый. Плохо, недостоверно играл роль сына. Посредственно — роль мужа, теперь, кажется, уже брошенного. Роль художника играл небесталанно: убедительно застывал перед мольбертом, бросал зажигательные монологи о судьбах живописи… Для театра средней руки совсем неплохо; можно было играть ее до старости, выходя на поклоны в заляпанном берете… Но как только запахло «личной трагедией», как только в ладонь лег, волнуя холодной тяжестью, револьвер, он бежал со сцены; в гримерной лежала ряса, рядом — потрепанный молитвослов… Эта роль, как казалось, не сулила «личной трагедии», здесь было лишь памятование о той, что уже случилась, и не с ним, и давно, почти две тысячи лет назад. Требовалось лишь участвовать в воспоминаниях об этой трагедии, сострадать, сопереживать, но где-то на втором плане, даже не на вторых и не третьих, а на сотых, тысячных ролях. Но и с этой ролью он, кажется, не справлялся. Остаток лета, после казни, он прожил, как обожженная смоковница. Как-то служил, как-то исповедовал, как-то наблюдал за ремонтными работами в алтаре. После отбытия владыки Димитрия почувствовал охлаждение к себе: раньше звали на разные собрания и комитеты (он, правда, редко ходил), а теперь — тишина. Только сад доставлял еще радость: глядел на карпов, ухаживал за виноградом — «изобилие плодов земных…»

— Почему, вернувшись, Гамлет отказывается исполнять роль убийцы Клавдия? Он лишен престола, но, похоже, об этом не сокрушается. Гамлет снова избегает роли наследника и законного претендента на престол; он угрюм и вообще собирается снова уехать (бежать!) в Виттенберг. Выполнил долг сына — почтил память отца; выполнил долг придворного — поприсутствовал на свадьбе королевы; выполнил долг кавалера — поволочился за дочкой министра. Он скорбит об отце, поражен замужеством матери, может, и не шутя увлечен Офелией. Но он отказывается от своей трагической роли — сына-мстителя и любовника-страдальца. Бежит от любви и власти, наскоро соблюдя их ритуал.

Отец Кирилл смотрит, как Серый вытирает круглый бильярдный лоб и глотает воду.

— Но не один Гамлет отказывается от трагической роли. Клавдий, который должен был душой желать удаления Гамлета как претендента, вдруг начинает просить его остаться в Эльсиноре, где принцу могут стать (и станут!) известны подлинные подробности смерти отца. Король явно забывает о своей роли злодея. Два человека, два актера забывают свои трагические роли и вместо взаимного истребления кисло жмут друг другу руки. Здесь заканчивается их трагедия, чтобы началась трагедия Театра…

Они с Серым не виделись почти с самого венчания с Муткой, тогда Серый проблеял над ними «Treulich gefьrt»[47], разрыдался и исчез куда-то, кажется, в Индию, беседовать с мудрецами. Переписка их вначале обмелела, потом пересохла, осталось сухое русло, заносимое песком. О чем им было переписываться? Серый носился по миру, хрустя впечатлениями, как крендельками, посыпанными солью, печатая брошюрки, читая лекции и формируя из своих истеричек целые армии, марширующие к лиловому солнцу антропо-, тео- и прочей софии. Отец Кирилл же сидел в Туркестане и зарастал провинциальными незабудками. Да и ко всем «софиям» у отца Кирилла было насупленное отношение. Месяца три назад отец Кирилл написал Серому — спрашивал, что тому известно о Мутке; Серый ответил трактатом о любви, о Мутке — ни слова.

— Поясню, что подразумевается под «просто трагедией», если так можно сказать, и — трагедией Театра. Трагедия как таковая («просто трагедия»), трагедия человека — это Время в своей разрушающей ипостаси. Кронос, неизбежный рок. Трагический персонаж — не просто смертный, он — смертник; он не просто может умереть — он обречен на смерть, в этом и есть его роль. Трагедия же Театра — такая, как «Гамлет», — это трагедия Пространства. Действующие лица гибнут только по одной причине: они оказываются, вольно или не вольно, в том месте, где они должны погибнуть. Лишь Клавдий и Гамлет-старший гибнут по законам собственно трагедии — первый как злодей, второй — как жертва. Что же касается остальных… Трагедия ошибок. Гамлет гибнет, потому что не уехал, как собирался, в Виттенберг. Полоний — потому что оказался в опочивальне королевы. Офелия — потому что была возле реки; королева — потому что пришла посмотреть на поединок… И все вместе — потому что оказываются в одном месте, на одной сцене под названием Эльсинор.