Поклонение волхвов

«Дорогой папа! Поздравляю тебя с Днем Победы над фашистской Германией! Пусть над твоей головой будет только голубое небо и мирные облака, а не грохот снарядов!

Большое спасибо за твое письмо, особенно за интересный рассказ о гелиотиде. Я даже и не знала, что наша семья тоже внесла вклад в добычу этого удивительного камня. Очень жалко, что Алексей Романович болеет и не может рассказать подробно.

У меня тоже есть для тебя один сюрприз! Виктор Маркович, руководитель нашего кружка, сказал вчера с таинственным видом, что он разыскал одну книгу, где повествуется о петрашевце Николае Триярском. Это очень древняя книга, она вышла еще до революции, поэтому ее не выдают на дом, нужно ехать в библиотеку Салтыкова-Щедрина и только там читать, а по-другому нельзя, я спрашивала. Написал ее один писатель, по имени Серафим Серый, сейчас его мало кто помнит, но настанет время, и вспомнят, как говорит Виктор Маркович. Сам Виктор Маркович как раз читает эту книгу и делает выписки, потому что он записан в эту библиотеку, а мне еще нужно пять лет до шестнадцати. Я спрашивала ее в городской детской библиотеке, но мне предложили почитать Серафимовича, а это совсем другое, хотя тоже интересно на свой лад. Вся надежда теперь на Виктора Марковича, я ему так прямо и сказала. Он пообещал дать мне выписки, когда закончит, может, даже очень скоро. А пока я читаю „Рассказы" Серафимовича.

У нас все по-прежнему. Мама работает, я учусь, а Павлик отбился от рук и не хочет учиться выговаривать „р". А еще очень ленится рисовать, хотя раньше не оторвешь. Я сказала, что пишу письмо, чтобы он нарисовал тебе военный корабль или салют Победы, а он ни в какую. Даже мама сказала: „Павлик!" А он накалякал что-то – и все, вот вам. И в детском саду на него жалобы, что регулярно не спит днем и ел пластилин. Зато иногда становится таким тихим и ласковым, что позавчера сам почистил себе сапожки, а потом мы с ним читали и смотрели передачу про волков. Вот и все новости про нас. Напиши про себя, про твои успехи, целую, твоя дочь Варя, а это – моя новая роспись».

В конверте – Николай Кириллович читал в Музтеатре, у окна, – был еще небольшой листок. Он узнал Лизин почерк. «У Вари обнаружили бронхит. Ничего пока страшного, пишу, чтобы ты был в курсе. Мог бы и позвонить. Спасибо за деньги, но я ожидала, что ты будешь больше интересоваться детьми. Наивно, конечно… Зильбер вчера спрашивала твой адрес, трещала о каком-то фестивале. Дать ей твой адрес?»

Вечером он звонил, в трубке стоял подводный шум, равномерно всплывали гудки. Он потер трубкой бороду.

* * *

Ночью он поднимается, ложится, снова встает. Распахивает окно, но воздуха все равно нет, запах пыли, и хор с какого-то застолья допытывается у девушек, зачем они любят красивых. Николай Кириллович зажигает настольную лампу. Хор, не дождавшись ответа, затягивает новую песню. Николай Кириллович гасит лампу и закрывает окно.