Поклонись роднику

Кондратьев продолжительно посмотрел на Алексея внимательными голубовато-серыми глазами, словно прикидывая, достоин ли он такой чести — заменить на должности председателя самого Воробьева!

— Не забыл ли, Федор Арсеньевич, про выговор, который объявили Логинову недавно за автобус, отданный дорожникам?

— Во-первых, я как член бюро был против выговора, во-вторых, белореченским жителям дела нет до выговоров, а вот асфальтом они теперь пользуются и благодарят Логинова. Этот риск оправданный, стратегический. Хозяйская хватка у него есть. Давно интересуюсь его работой: ведь у меня агрономом начинал после институтской скамьи. Я в этого человека верю — надежный, — припечатал кулаком по столу Воробьев.

— Спасибо, Федор Арсеньевич, — поблагодарил Логинов.

— Значит, согласен, Алексей Васильевич? — спросил Кондратьев.

— Вы не так меня поняли, я сказал спасибо за доверие.

Собеседники посмотрели на Логинова не без удивления, дескать, не поспешил ли с отказом, но он-то свое жизненное направление определил гораздо раньше и потому мог ответить без долгих размышлений. Да, он знал хорошо налаженное хозяйство «Заветы Ильича». Конечно, предложение заманчивое и почетное: принять колхоз от Воробьева, который награжден двумя орденами Ленина, является членом бюро райкома, депутатом областного Совета, одним из самых уважаемых людей в районе. «Заветы Ильича» и впредь будут на виду, и нового председателя не обойдут вниманием. Колхоз расположен рядом с Покровским: центральная усадьба находится всего в километре от него, так что некоторые колхозники и живут в самом райцентре. Но Алексей дал себе слово не оставлять своего Белоречья.

— Подумай. Сам понимаешь, речь идет о будущем «Заветов Ильича», — говорил Кондратьев, откинувшись к спинке кресла.

— Не хочу идти на готовое, у меня своя цель: вывести в люди наш совхоз. Если удастся — в этом и будет удовлетворение: значит, не зря трудился. Короче говоря, Белоречье — мое родное село, в нем и останусь, — со спокойной обдуманностью заявил Логинов.

— С этой стороны могу понять тебя, Алексей, но интересы дела требуют! — всплеснул руками Воробьев и завозился на стуле.

— Интересы дела требуют, Федор Арсеньевич, чтобы вы поработали еще, — развел руками Кондратьев. — Об этом будут просить вас бюро райкома и сами колхозники.

— До февраля поработаю, проведу отчетное собрание, а дальше уж как знаете.

— Во-первых, надо провести районную партконференцию: может быть, на этом месте будет другой человек.

— Ну, Владимир Степанович, тебе еще пахать и пахать! Чай, не тот возраст, — сказал Воробьев.

— Кто знает? Вон какие перемены.

Кондратьев поднялся из-за стола, походил около него, занятый своими мыслями. Пожимая руку Логинову, сказал:

— Ответ твой, Алексей Васильевич, достойный. Неволить тебя не станем, трудись в своем «Белореченском». Вот только с кормами у тебя нынче туго, но как-нибудь держись.

— Я уже говорил вам насчет Гусева, — напомнил Логинов. — К сожалению, пока и заменить некем.

— Ты знаешь, какой у нас резерв: практически нет его. Давай вместе думать. Вот приедет Смирнов из партшколы — посмотрим…

Когда вышли на улицу, Воробьев, недовольно хмуря брови, посетовал:

— Зря ты отказался. С твоим совхозом еще много мороки, неизвестно, что получится. Здесь ты бы стал заметным человеком, может, и Звезду когда-нибудь получил бы, до которой я не дотянул.

— А как сказал Твардовский? «Не ради славы…» — усмехнулся Логинов. — У меня свои соображения, так что не обессудь, Федор Арсеньевич.

— Смотри, Леша, тебе жить. Я бы не стал упускать такой шанс.

Они крепко пожали друг другу руки и разошлись к своим машинам.

Да, есть на что посмотреть, проезжая центральной усадьбой «Заветов Ильича», и сейчас Алексей Логинов по-особому пристрастно отмечал порядок во всем: дом культуры — настоящий дворец, современный торговый центр, комплекс на четыреста коров, машинный двор за бетонным забором — техника стоит по линеечке, комбайны — под навесами. А потом потянулись поля, ровные, четко оконтуренные: чувствуется культура земледелия, не зря по двадцать пять центнеров зерна собирают…

Вспомнился разговор с братом Виктором, его слова:. «Голову ты сломаешь, но порядка в нашем «Белореченском» не наведешь… Я бы такой хомут не надел себе на шею». Знал бы Виктор, о чем говорилось сейчас в райкоме, дураком бы назвал за опрометчивый отказ.

Машина легко катилась по асфальту, мотор пел ровно. Сквозили опустевшие, продрогшие березняки. Через дорогу белыми змейками тянуло поземку. Чуть-чуть припорошило снежком поля, щетинившиеся стерней или черневшие зяблевой пашней. Давно ли завершилась страда, и вот уже поздняя осень, точнее — предзимье.

Увидел колокольню, показавшуюся над лесом, увидел школу, избы, рассыпавшиеся по угору, и словно бы сделался приветливей пасмурный день. Здесь родился, вырос: все кругом свое, понятное, близкое и дорогое.

27

Алексей открыл глаза и зажмурился: показалось слишком светло в комнате. Вчера поздно ночью вернулся из города, где проводился семинар руководителей хозяйств.

— Вот так храпанул я сегодня! — удивленно сказал он жене.