Поклонись роднику

Вспомнилось Логинову остроносенькое, с крапинками веснушек личико начинающей корреспондентки, фамилию которой читал теперь в газете с каким-то значением, уважительно. «Молодец девчонка! — думал он. — Толково уловила самое главное. И про Силантьева сказала очень точно: не трактор ему достался особенный, а сам он особенный человек. На таких земля держится. Без всякого преувеличения».

3

Лосиные следы Пашка Колесов обнаружил возле Катенихи, у забытого стожка сена: вокруг было обтоптано и сено объедено.

На другой день рано, еще потемну, оставив дома собаку, он устроил засаду в мелком ельничке, шагах в тридцати от стожка. Скоро продрог, хотя и одет был тепло, так что не чаял дождаться рассвета. Думал уж, тщетно подкарауливает зверя; никогда не хотелось так курить, сигареты, лежавшие в боковом кармане под фуфайкой, не давали покоя.

Все же хватило выдержки, даже подзабылся немного, а когда кинул взгляд на стожок, справа от него четко обозначился силуэт молодого лося. У другого рука не поднялась бы, Пашка, не раздумывая, ударил дуплетом в переднюю лопатку. Лось отчаянно метнулся в сторону, но споткнулся в глубоком снегу, начал оседать. Выскочив из своего укрытия и успев перезарядить ружье, Пашка докончил его выстрелом в голову.

Уже совсем развиднелось. Браконьер спешил поскорей снять шкуру, пока не остыла туша и кто-нибудь случайно не набрел на след широких охотничьих лыж. Нарубил лучшего мяса — мякоти, наполнил рюкзак, остальное на время завернул в шкуру и присыпал снегом. Голову и ноги решил вообще не брать.

Несколько раз повторил он маршрут на Катениху, последний раз вернулся оттуда поздно вечером. Измучился до дрожи во всем теле, да еще весь день — на нервах. Устало опустился на лавку, приглаживая спутавшиеся парные волосы. Старуха-мать смотрела на него озабоченно, осуждающе качала головой:

— Ой, Паша, бедовая твоя голова! Почто эдак рискуешь? Ну-ка, дознаются! Ведь нонче вон какие строгости!

— Ничего, — успокаивал мать и себя Пашка. — Мясцо пригодится: у нас с тобой на дворе-то одни курицы.

— Как мне ваши ружья-то надоели: выбросила бы к черту в реку! Бывало, батька всю жизнь в лесу пропадал, теперь — ты. Неладно живешь, не как все.

— Плевал я на всех!

— Жену бы вернул в дом. Долго ли будешь шататься? Или второй раз женись, а то совсем избалуешься.

— Ну, это — другой вопрос. Нашла время поучать!

— Обожди, вспомянешь меня: родительское слово зря не молвится…

Хоть и храбрился Пашка, а беспокойство испытывал: что ни говори, лося повалить — не зайчишку сунуть в рюкзак. Спал плохо, каждый звук на улице настораживал; мать тоже ворочалась на печке, вздыхала. Утро не принесло никаких неожиданностей, и весь день прошел благополучно. Пашка успокоился, но на следующий день, увидав в окно приближающихся к крыльцу участкового милиционера Ивана Ивановича Карпова и зануду Мишаткина, народного контролера, рубанул кулаком воздух, выругавшись сквозь зубы.

Метнулся было на мост, да было поздно, уже слышались тяжелые шаги по лестнице, и на пороге появился осанистый, толстоносый Иван Иванович. Он размашисто положил на стол планшетку, сел на взвизгнувший под ним старый стул. Мишаткин устроился у другого конца стола, начал неторопливо протирать запотевшие с мороза очки.

— Ну что, Колесов, против закона действуешь? — сказал участковый, поигрывая толстыми пальцами по столу.

— Чего? — Пашка нагло уставился карими немигающими глазами на участкового.

— Ты простачком не прикидывайся, сейчас скажешь, лося не убивал и знать ничего не знаю.

— Не убивал, — стараясь справиться с волнением, ответил Пашка. Трудно было водить за усы поседевшего на службе участкового, отлично знавшего своих односельчан.

— Думаешь, все шито-крыто, а кто позавчера шастал не единова на Катениху? Люди всё видят. Целую лыжню наторил, след-то твоих лыж, — заметил Мишаткин. Сморщив гармошкой лоб и склонив голову набок, он испытующе смотрел на Пашку поверх очков. Въедливый мужик. Что бы ни стряслось — он тут как тут. В совхозе он заведует складом нефтепродуктов и газоскладом, учетлив в своих делах и точен, как немец. Скажем, надо тебе сдать порожний баллон и получить полный, можешь это сделать только с двух до четырех часов дня. Мишаткин будет рядом, на полигоне мастерских, а ни за что не отпустит баллон газа в неурочное время.

Мать Пашки старалась в разговор не встревать, в испуге стояла около кухонной переборки, опасливо поглядывая на незваных гостей.

— Показывай, где лосятина, — коротко сказал Карпов.

— Какая лосятина? — продолжал запираться Пашка, но заметно ерзал на лавке.

— Хорошо, сами найдем.

Карпов и Мишаткин вышли за дверь.

— Господи! Не я ли была права! — зашептала мать, прикладывая к груди ладони. — Еще Мишаткина принесла нелегкая, этот в ложке утопит. Поди глянь, чего они там делают.

Три бачка с лосятиной нашли на повети. Вернувшись в избу, участковый достал из планшетки протокол, принялся писать.

— Послушай, Иван Иванович, ну, не было у меня лицензии, в конце концов, я — охотник, лесник. Сдам я это мясо хотя бы в столовую.