Поклонись роднику

— Ну, ладно. — Круто повернул к порогу, точно выслушал оскорбление…

Раньше, когда Галя Виноградова работала телятницей в Климове, Валерка Савосин и внимания на нее не обращал, а нынче сразу заметил: танцевать приглашает, в библиотеку заходит. Сегодня тоже явился под конец работы. Небрежно сел на стул, кинув ногу на ногу. Тенниска на нем — шик, с голубыми и красными полосочками, темные волосы волной спадают на загорелую шею. Как не встрепенуться девичьему сердцу, когда такой парень смущает своими веселыми карими глазами?

— Чего ты тут сидишь? Посетителей нет — закрывай, и пошли.

Галя приложила палец к губам и повела глазами в сторону, дескать, кто-то есть.

— А мне здесь прикажете остаться? — сверкнула из-за стеллажа очками учительница.

— Извините, Кира Константиновна, не заметил.

Она набрала много книг и, расписавшись за них, с достоинством вышла из библиотеки.

— Черт ее тут угораздил! — высказался Валерка. Кинул взгляд на полки: — Сколько книжек написано! Ужас! Если все читать, голову сломаешь. — Он бегло полистал журнал и отодвинул его от себя. — Нравится тебе такая работа?

— Очень! Я еще хочу поступить заочно в культпросветучилище, на библиотечное отделение.

— По-моему, скучно. Жизнь — это природа, движение.

— Не все же могут быть спортсменами.

Валерка взглянул на часы и снова поторопил:

— Закрывай свою контору.

Галя поправила перед зеркалом волосы, взяла сумочку, и они вышли на солнечную теплую улицу. Погода, не баловавшая белореченцев в это лето, третий день как разведрилась; подсохли дороги, набрала силу листва на березах.

Около своего дома неподвижно сидел древний старик, Силантьев Михаил Агафонович. Такие теперь уж редкость, и то сказать — без малого век прожил. На голове у него полинялый зеленый картуз, на ногах растоптанные валенки; остатки волос и борода белым-белехоньки. Опершись костистыми руками на палку, он что-то шевелит губами.

— Приветствую, дед! — взмахнул рукой Валерка.

— Здорово! — скупо ответил Агафонович.

— На солнышко выбрался?

— Греюсь вот…

— Лежал бы на печке.

— Чего?

— Ничего. Проехали, — расхохотался Валерка.

— Вот тебе, мазурику! — потряс палкой Силантьев, строго глянув на парня.

— Смотри, очнулся старый хрен!

— Зачем ты его? — вмешалась Галя.

— Так просто, пошутил. А то он сидит как пенек, наверно, забыл счет годам.

— Сам-то не думаешь быть старым?

— Нет. Буду вечно молодым!

Валерка как ни в чем не бывало взял Галю за руку, увлекая ее в проулок, ведущий к дороге. Под горой, слева от моста, галдели ребятишки: те, что похрабрей, почуяв тепло, пробовали купаться. Галя с Валеркой перешли на ту сторону и направились не по дороге, а береговой тропинкой-прямушкой.

Тысячелетия течешь ты в причудливых лесных берегах, Сотьма-река, и, может быть, главное твое назначение заключается в том, что даруешь людям красоту. Исстари ты влечешь к себе влюбленных. Исстари радуешь глаз и сердце белореченских жителей. Где еще найдешь такие чисто промытые песчаные отмели, звонкие каменистые перекаты, иссиня-зеленоватые в своей загадочной глубине омуты?! А береговые кручи с гребнем сосняка поверху! Взбежишь на такую высоту, окинешь взглядом сверкающую ленту-реки, широко распахнувшиеся леса и сразу почувствуешь желание полета: кажется, только раскинь руки — и тебя подхватит какое-то воздушное течение, понесет над землей. А какая радость плеснется в сердце от незатейливой, казалось бы, картины, когда откроется заливной луг, весь усыпанный золотыми бубенчиками купальницы и такими же брызгами лютиков!

Но что может сравниться с цветущей черемухой, окутавшей сотемские берега?! Вот уж действительно белая сказка! И этот медвяный запах, пьянящий даже птиц, которые поют в речных зарослях особенно вдохновенно. Удивительная пора! Все свежо зеленеет, буйно цветет, тянется к солнцу. Долгие дни, светлые ночи. И хотя по календарю — начало июня, это еще не лето, а только пролог его — благодатное предлетье.

Как славно идти рука об руку, слушать пересвист птиц, вдыхать черемуховый аромат, смотреть на игривый солнечный стрежень реки. Говорят, у каждого раз в жизни бывает особенная весна. По крайней мере, никогда раньше Галине сердце не было потревожено, как сейчас.

— В воскресенье играем в футбол с железнодорожниками. Приезжай болеть — я обязательно в честь тебя забью гол, — похвалился Валерка.

— Выдумал! За пятнадцать километров ехать на футбол!

— Подумаешь! Пустяки! Если будет сухая дорога, я сгоняю на мотоцикле.

Самоуверенный парень, непохожий на деревенского, а ведь вырос здесь, в Белоречье. Таким людям легко жить.

Валерка сорвал с черемухи цветущую кисточку, прикрепил ее на грудь Гале. И этот знак внимания тешил девичье самолюбие, нравилось ей Валеркино ухаживание. Они постояли, обнявшись, у обрывистого берега над быстрой речной струей и пошли дальше извилистой тропинкой. Перед климовским выгоном Галя остановила Валерку:

— Дальше — я одна.

— В кино придешь?

— Приду.