Поклонник Везувия

Когда они прибыли в Леггорн, исполненный праведного гнева лорд Кейт восстановил наконец справедливость и направил мятежный «Фоудройант» на военную службу, для которой тот и предназначался. Пока шли приготовления к дальнейшему путешествию, пришло известие о предстоящем сражении австрийских войск с Наполеоном при Маренго, и королева, повинуясь импульсу, приняла решение не ехать пока в Вену, а остановиться ненадолго в Риме, в Палаццо Фарнезе (куда она велела приехать и барону Скарпиа), и подождать, чем закончится битва. Своих английских друзей она догонит в Вене через несколько недель.

Что ж, они отправились дальше, в семи каретах, за которыми следовали четыре багажных фургона с картинами и другим спасенным из Неаполя имуществом Кавалера. Дорога вдоль Арно оказалась тяжелее, чем предполагал Кавалер, она буквально вытрясала из него душу. Он не мог читать, он только закрывал глаза и старался предотвратить боли в спине, бедрах и коленях, а миссис Кздоган прикладывала ему ко лбу влажный платок. Во Флоренции они остановились на два дня, для приемов и визитов. Кавалеру хотелось остаться подольше. И не только потому, что он чувствовал себя нехорошо. Он хотел бы снова посетить галерею Уффици, которую Наполеон подверг чудовищному разграблению, – нельзя быть во Флоренции и не посмотреть картины, – но его жена и друг и слышать не желали об этом. Вы так больны, так устали, вам ни в коем случае нельзя ходить по галереям и смотреть картины. На картины у меня всегда достанет сил, – сказал он слабым голосом. – Как я себя чувствую, не имеет значения. Это доставляет мне удовольствие.

Нет-нет, – сказала жена. – Вы больны. Мы о вас беспокоимся. Вам нужно отдохнуть. А затем мы продолжим путешествие. – И он, пав духом, стал отдыхать, рационально, скучно, и не получил ни капли удовольствия, на которое рассчитывал. Как неинтересно быть просто телом. А в Триесте, где достойных внимания картин крайне мало, они оставались почти неделю. Кавалер не мог понять, что их здесь держит.

Через неделю после того, как они добрались до Вены, туда прибыла безутешная королева, которая, после известия о победе Наполеона, решила сократить свое пребывание в Риме. Герой, Кавалер и его жена задержались в Вене еще на месяц, целиком посвященный бесконечным приемам и балам в честь Героя. У жены Кавалера тоже были свои победы. Однажды вечером она выиграла в фараон пятьсот фунтов. Четырехдневный визит в загородное поместье Эстерхази закончился празднеством, на котором знаменитый композитор, проживавший в замке, воздал дань заслугам Героя; исполняя сочинение в его честь, композитор сам сидел за инструментом, а пела жена Кавалера.

Несколько дней спустя она снова пела «Битву на Ниле» Гайдна под собственный аккомпанемент, для царственной подруги, обиженно уединившейся в Шенбруннском дворце. Très beau, très émouvant,[24] – воскликнула королева. Она не могла не вспомнить голоса, почти столь же красивого, как голос жены Кавалера, слышанного ею в Риме. К сожалению, если бы она начала описывать этот голос, то впечатления от кантаты удачливого Гайдна в честь действительной победы над французами смешались бы с воспоминаниями о скучном Паизьелло и его кантате. А это могло повлечь за собой необходимость упомянуть, что наутро после представления дива, женщина огромного обаяния, покончила с собой при самых мелодраматических обстоятельствах, после того, как убила начальника полиции, очевидно, преступно некомпетентного.

Baron Scarpia est mort, Miledy, vous l'avez entendu.[25]

Какой ужас, – воскликнула жена Кавалера. – То есть я хочу сказать, вы, должно быть, ужасно расстроены!

Сначала королева это отрицала. После всех смертей – что ей еще одна. Но потом расплакалась и начала жаловаться, что из-за всех пережитых ужасов она перестала испытывать нормальные человеческие чувства – больше не чувствует себя женщиной. И затем рассказала всю историю, с конца. Очевидно, диву оскорбили домогательства любвеобильного барона. Удивительно, воскликнула королева, промокая глаза, как бурно эти итальянцы на все реагируют! Жена Кавалера, такая же мастерица театральных сцен, как и королева, ответила, что она более чем хорошо понимает, что имеет в виду Ее величество. Мой муж всегда говорил, что итальянцам не хватает здравого смысла, – сказала она, рассчитав, что здесь, в своем родном городе, неаполитанская правительница должна испытывать нелюбовь ко всему итальянскому.