Покой героям только снится/RE:make

— Уверен? — переспросил Уильям, приподняв его лицо за подбородок. Ответом ему послужила неудачная попытка кивнуть. — Даже сейчас, ты… — с досадой посмотрел он на Джерара. — Ладно, — отпустил он его и отступил на полшага. — Давай посмотрим, сколько ты продержишься в этот раз.

Уильям поднял правую руку, и над его ладонью появился тонкий двадцатисантиметровый светящийся шип, по всей длине которого то и дело пробегали электрические разряды.

— Если вдруг всё-таки передумаешь, раб, — произнёс Уильям, поднося шип к его груди. — Ты знаешь, что нужно делать, — и он протолкнул его вперёд.

Ничто из прежних криков Джерара не могло сравниться с тем, что исторгла его глотка в следующее мгновение. Он уже не просто вырывался из ремней, а буквально подпрыгивал всем телом, прошибаемый сотнями микроскопических ударов молний — настолько новая порция боли превосходила все предыдущие. Сознание заполонил бесконечный поток ослепляюще ярких вспышек, каждая из которых, хоть и не была настоящей, вполне реально угрожала лишить его зрения.

Во всяком случае ничего иного Джерар видеть уже не мог.

Уильям же, глядя на его перекосившееся от боли лицо и слушая его истошные вопли, сохранял абсолютно беспристрастное выражение. Стороннему наблюдателю могло бы даже показаться, что у Уильяма и не лицо вовсе, а какая-нибудь искусно выполненная маска, которая весьма успешно оное заменяла. Ведь разве мог человек из плоти и крови оставаться настолько хладнокровным, когда его же собственные руки заставляли извиваться от боли одиннадцатилетнего мальчишку?

Но нет, это и вправду было лицо живого человека.

Пытка ребёнка и сопровождающие её крики и вопли совершенно не доставляли Уильяму неудобств. Они его вообще не трогали. Даже удовольствие, которое некоторые из его знакомых испытывали, когда причиняли боль другим, нисколько не затрагивало холодного разума Уильяма. Последнее он и вовсе считал высшим проявлением варварства и дурновкусия.

Нет, пытка, хоть сам Уильям и не воспринимал данный процесс именно так, видя его всего-навсего очередным экспериментом, не была для него самоцелью. Его интересовал результат, а не процесс. Насколько болезненным будет воздействие заклинания, сколь много ущерба оно нанесёт и как долго его можно будет поддерживать без первых признаков усталости — вот, что он стремился узнать в первую очередь.

Он был магом, а не палачом. И как истинный маг интересовался он лишь исследованиями в области магии, всё остальное же было лишь средством для достижения основной цели. Остров, рабы, постройка Башни, служение Великому Зерефу и даже эксперименты над двумя насекомыми… Всё это лишь средства.

Так, по крайней мере, Уильям предпочитал о себе думать. На деле же нотки удовлетворения всё же пробегали на его устах, когда он лицезрел корчившегося в агонии Джерара.

Уильяма сразу возмутило его высокомерие и напускная бравада, и в глубине души он прямо-таки сгорал от желания сбить с него спесь. Для этого Уильям даже в самом начале экспериментов поставил перед Джераром простое условие.

— Послушай меня, раб, — сказал он тогда. — Раз уж ты так сильно беспокоишься за свою подружку, то почему бы нам с тобой не заключить небольшую сделку? Понимаешь, для меня очень важно видеть живую реакцию подопытных на мои действия, а потому мне очень не нравится, когда те внезапно отключаются от боли прямо посреди процесса. К счастью, сегодня у меня вас сразу двое, но, чтобы дать тебе шанс вновь проявить свою смелость, предлагаю следующее. Пока ты остаёшься в сознании, я обещаю уделять всё своё внимание тебе одному. Что скажешь? Ты же хочешь защитить эту бедную девочку, не так ли? — указал он на пристёгнутую Эльзу. — Ну, а если вдруг тебе станет слишком уж больно, то просто скажи мне об этом, и тогда, покуда девчонка остаётся в живых, тебя я и пальцем не трону. Хорошая сделка, не правда ли?

И Джерар ни секунды не колеблясь согласился.

Сначала Уильям обрадовался такому исходу, поскольку был уверен, что очень скоро сломает его притворную решимость. Он уже предвкушал тот момент, когда заставит Джерара по своей воле отдать Эльзу на растерзание, однако часы шли, а заветные слова так и не содрагали воздух. Держась изо всех сил, Джерар действительно умудрялся не отключаться большую часть прошедшего дня, а если такое и случалось, то всегда каким-то чудом вновь приходил в себя всего за полчаса-час. Что бы Уильям с ним ни делал, какие бы заклинания на нём ни испытывал, а Джерар всё отказывался сдаваться. В итоге Уильяму и в самом деле пришлось потратить на него больше двух третьих всего времени. Выносливость Джерар просто поражала воображение, отчего раздражение Уильяма только продолжало накапливаться.