Покой нам только снится

Дыру! Дыра — это нора, а нора — это кролик, а кролик — это подходящая компания, а подходящая компания это… И вообще, нет никакой дыры, это ловушка моя. Если кто полезет в контратаку, там его ждёт сюрприз в виде моего правого бокового. Нет, сначала, конечно, уклон головой и туловищем от удара вправо и на развороте хук. Поэтому дальше слушаю тренера в полуха, стараюсь продышаться, ну и высматриваю Ингу на трибунах. Костян уже сидит в обнимку с Ленкой, и на меня они не смотрят, а Инга рукой помахала. Неплохо, хоть какая-то эмоция. Надо просто выиграть бой — и она моя! Бросив ещё раз взгляд на трибуну, выхожу на второй раунд. Вроде ничего не поменялось. Я, захватив центр ринга, атакую, но соперник стал действовать иначе. Резко контратакует, проводит серию ударов и тут же уходит в оборону. В итоге бой смотрится равным. В очередной атаке болгарин действует грязно и бьёт меня ниже пояса! Я чуть не упал, и тут уже сам вынужден войти в клинч. Самое противное — судьи пропустили этот момент. И это домашнее судейство называется? С трудом придя в себя, бью левой и пропускаю сильнейший удар в челюсть. Всё, как и говорил тренер в перерыве — соперник нашёл дыру, а я не смог уклониться от контратаки. Лежу на полу, прихожу в себя. Встать я могу и сейчас, но пока рефери считает, буду лежать до счёта восемь. Каждая секунда для меня сейчас на вес золота. На «восемь» вскакиваю, встаю в стойку, показывая, что готов к бою, и вообще «о-го-го». Рефери, чуть запнувшись, командует «бокс». Я-то, может, и «о-го-го», а вот Борислав «и-го-го». В том смысле, что бьёт как конь! И он, как опытный боец, знает, что мне сейчас фигово, и упускать свой шанс не намерен. В клинч войти мне не удалось, более того, я загнан в угол, и сил моих хватает только на то, чтобы, максимально закрывшись перчатками и локтями, терпеть и ждать конец раунда. Жаль, я не осьминог, двух рук маловато! Вид у меня, наверняка, сейчас жалкий.

— Брэк, — звучит команда судьи.

И болгарский лев с сожалением бросает свою недожёванную жертву. Падаю на стул в своём углу, слышу сквозь шум в голове нудного Степаныча, про то, что он говорил… Да помню, что он говорил. Не будь подлого удара ниже пояса, я бы уклонился от удара, а там, глядишь, и сам бы нахлобучил Абаджиева. Черт, у меня ещё и губы разбиты, хорошо хоть зубы целы — капа полезное изобретение! Краем глаза вижу Цзю, он уже не на трибуне, а около ринга. Прыгает как обезьяна, кривляется, рожи корчит. К рингу его не пускают, не положено. Чё это с ним? Бля, да он мне советует что-то! Обнимашки показал, потом прижал правую руку и машет локтем то поднимая, то опуская его. Дальше изображает резкий боковой удар левой в корпус, предположительно в печень. Это понятно, а остальное, что он имел в виду?

Гонг. Последний раунд. Уже выходя к центру ринга, вижу, как уходит с трибун в проход, покачивая красивой попкой, Инга. Сучка! Злость накатывает. Не верит она в мою победу? Даже бой не досмотрела! Хотя у нас с ней и поцелуя не было ни одного, и не обнял её ни разу.… Обнял! Обнимашки — это клинч! Локтем махал, как птица, — это дырка в защите, ну и боковой в печень в эту дырочку!

Борислав несётся добить меня. Подныриваю под удар и висну в дружеских объятьях на болгарском друге, тот не менее дружески весело тычет в меня кулаками. Ловлю момент, и не глядя, вкладывая последние силы, бью в открытый бок соперника. Борислав аж подпрыгнул вверх от тычка. Разрываю клинч, мой джеб левой и… рефери останавливает бой. Нокдаун Абаджиева! Вот же суки, не дали добить, остановили бой. Всё верно, я не в претензии. Всё ведь видят судьи, нокдаун вот заметили. Или нокаут? Нокдаун, противник поплыл, но драться может. Я тоже типа могу. Дальше мы грозно скачем на месте, выкидывая одиночные удары. Обоим хреново, но среди многоголосого гула трибун я ясно слышу Костин мощный рык:

— Штыба, бе-е-е-ей!

А херли мне! Терять нечего, лезу в ближний бой, работая двойками. Попал, попал! Ещё попал. Абаджиев пытаясь уйти от атаки, заплетается ногами и падает, явно не от моего удара. Рефери начинает отсчёт. При цифре «десять» болгарин даже не встал на ноги, похоже, сдался. Победа нокаутом, хотя, повторюсь, упал он не от удара, а от усталости и накопленного ущерба. Зрителям на трибунах мясорубка понравилась, а уж победа своего боксера вообще привела их в восторг. Ор, шум, гам. Мою руку, которой я не бил, поднимают вверх, а Бориславом занимается врач.

— Ну, ты дал, Толяныч, — чемпиона Европы отправил в нокаут! — хвалит меня Цзю.

Рядом скачет Ленка, груди под кофточкой прыгают как мячики, но мне не до её прелестей. В голове шумит, губы разбиты, ноги подкашиваются от усталости. Выйдя с ринга, понимаю, что укатали Сивку крутые горки.

— Толя, помощь нужна? — подходит и ко мне врач. — Глаза дай посмотрю. Зубы целы? Показывай.

— Да ерунда, губы вот разбиты только, — щупаю языком зубы, вроде ни один не качается.

— Да, недельку целоваться не сможешь, — признаёт доктор и спешит к рингу — начинается новый финал.

Мы, разумеется, смотреть не стали, я отправился переодеться вместе с Цзю.