– Вы очень добры, что приехали, – тихо сказал генерал. – Признаюсь, что мне очень приятно вас видеть. – Он подошел к своему кабинету и открыл дверь, пропуская гостью вперед. Внутри комнаты было светло и тепло, и она казалась очень уютной от долгого и постоянного использования. Огонь нигде не горел, но летом он и не был нужен. На круглом столике стояла ваза, полная лилий. Аромат цветов наполнял всю комнату, а солнечные лучи, казалось, освещали только их.
Балантайн закрыл дверь.
– Вы читали газеты? – немедленно спросила Шарлотта.
– Читал. Сам я не очень хорошо знаю Гая Стэнли, но бедняге сейчас не позавидуешь. – Генерал взмахнул рукой, отбрасывая волосы назад. – Правда, мы еще не знаем, является ли он нашим товарищем по несчастью, но я думаю, что да. Однако сейчас это кажется неважным – просто это происшествие показало, что может сотворить с репутацией человека простой шепот за его спиной, простая инсинуация. Как будто мы этого еще не знали… после всего, что происходит в деле Транби-Крофт. Хотя я считаю, что Гордон-Камминг вполне может быть виновен.
Внезапно старый военный побледнел и сжался, словно от боли:
– Боже, да что это я несу? Я ведь ничего не знаю об этом человеке, кроме слухов! Все эти сплетни в клубе, обрывки разговоров… Ведь именно то же самое случится со всеми нами. – Нетвердыми шагами он дошел до ближайшего кресла и тяжело опустился в него. – На что нам еще остается надеяться?
– И все равно, это не похоже на случай с Гордон-Каммингом, – твердо сказала Шарлотта, усаживаясь напротив. – Ведь никто не отрицает того, что они играли в баккара. А репутация сэра Уильяма такова, что множество людей охотно верит, что он вполне мог передергивать. По всей видимости, подобные подозрения возникали и раньше. А разве кто-нибудь раньше пытался обвинить вас в трусости перед лицом неприятеля?
– Никто и никогда, – генерал приподнял голову и слегка улыбнулся. – И это уже кое-что. Хотя очень многие с удовольствием поверят в самое худшее. Я, например, никогда не слышал, чтобы честность сэра Стэнли подвергалась в прошлом сомнению. А посмотрите, что творится в газетах? Сомневаюсь, чтобы он подал в суд за клевету: она так искусно замаскирована, что он ничего не сможет доказать. Но даже если и сможет, вряд ли ему удастся вернуть себе больше двадцати пяти процентов потерянной репутации. Деньги играют небольшую роль там, где речь идет о чести и любви.
Он был прав, и спорить с ним было бесполезно и даже невежливо.
– Да, скорее всего, это была чисто карательная мера, – предположила миссис Питт. – Думаю, что судебное разбирательство повлечет за собою новую волну обвинений. А они так умно подобраны, что доказать их лживость практически невозможно. Скорее всего, шантажист об этом позаботился. – Шарлотта наклонилась вперед, и на рукаве у нее появился золотой солнечный зайчик… – Но мы должны продолжать попытки. Должен же быть кто-то живой, кто помнит то, что произошло тогда в Абиссинии, и в чьи свидетельские показания суд поверит. Надо просто продолжать поиски.
Однако было видно, что генерал уже оставил все надежды. Он попытался взять себя в руки, но сделал это совершенно автоматически, без сердца.
– Конечно, я думал, к кому еще могу обратиться, – на губах у него появилась полуулыбка. – Самым страшным результатом подобных обвинений является то, что человек начинает подозревать всех. Я стараюсь не думать, кто бы это мог быть, но бессонными ночами мне в голову лезут разные мысли. – Его губы сжались. – Я стараюсь к ним не прислушиваться, но под утро оказывается, что мне это не удалось. Я просто уже не могу думать о людях, не подозревая их. Те люди, в порядочность и честность которых я всегда безоговорочно верил, превращаются в чужаков, каждый шаг которых я подвергаю глубокому анализу. Вся моя жизнь изменилась, потому что я смотрю на нее совсем по-другому. Все хорошее я подвергаю сомнению… а вдруг за ним кроется обман или предательство? – Балантайн посмотрел на Шарлотту с мольбой. – А думая так, я предаю самого себя, такого, каким я хотел бы быть и, как я думал, был все эти годы. – Голос его стал почти неслышным. – Наверное, это самое ужасное из того, что сотворил со мною шантажист… Он открыл во мне такие бездны, о которых я и не подозревал.
Миссис Питт хорошо понимала, что имеет в виду старый генерал: он стал одиноким и испуганным человеком, очень уязвимым. Ведь все то, что поддерживало его многие годы, теперь исчезло в считаные дни.
– Дело совсем не в вас, – мягко сказала женщина, кладя свою ладонь на его руку, но не на запястье, а на предплечье, на материал его сюртука. – Просто вы такой же человек, как и все мы. Любой из нас может оказаться на вашем месте. Просто большинство из нас об этом не подозревает, потому что человек не может представить себе то, чего никогда не испытывал. Некоторые вещи представить просто невозможно.
Несколько минут генерал сидел молча. Один раз он поднял на нее взгляд, и в его глазах было столько тепла и нежности, что Шарлотта не смогла этого объяснить. Затем он глубоко вздохнул.