Покойник в кювете

— Какому счастью? — недоуменно спросил Никита.

— К браку с Лагоевым.

— И это ты называешь счастьем? — ошеломленно пролепетал он.

— А что ты называешь счастьем? — ехидно спросила Анька. — Жить на иждивении у Светки и смотреть, как она будет пропихивать тебя по служебной лестнице?

Никита чуть не поперхнулся. Анька торжествовала победу.

— До сих пор не могу понять, что она в тебе нашла, — сказала она, продолжая измываться над ним.

«А в самом деле, что Светка нашла во мне?» — подумал он.

— В любви нет логики, — сказал Никита. — А где она есть, там нет любви. Из чего следует…

— Ничего не следует, — оборвала его Анька. — И не лезь в мои дела.

— И не думал, — возмутился Никита.

— Кстати, почему ты один? Без Светки.

Никита отвел глаза.

— Да так…

— Понятно. Ничего. Милые бранятся — только тешатся.

— Знаешь по опыту? — в свою очередь съязвил Никита.

Анька пропустила колкость мимо ушей и посмотрела на бутылку Столичной.

— Только не напивайся. С горя. Хотя для тебя бутылка водки, что слону дробинка.

Никита решил перехватить инициативу.

— Светка нашла во мне то, чего нет в Лагоеве: молодость, красоту и здоровье.

— Да… Самомнения тебе всегда было не занимать.

«Вот уж неправда», — подумал Никита.

— Особенно насчет красоты.

«А что? Я не так уж и плох», — подумал Никита, но спорить не стал.

— Ты посмотри, Аня, — он кивнул головой в сторону Лагоева, не сводившего с них настороженного взгляда, — он тебе в отцы годится. Если не в деды.

— Лучше бы в деды, — вздохнула Анька.

— Неужели ты не могла найти себе молодого хорошего парня?

— Нашла. Только что он мог мне предложить? Свою любовь, свекровь и двушку. Любовь пройдет, и что в остатке? Двушка с мегерой. Я от своих устала. А Лагоев мне устроит красивую жизнь. — Аня посмотрела на Никиту и добавила: — Если только из-за таких прохвостов, как ты, его за жопу не схватят.

— Аня, подумай о нем не сквозь призму своего жизненного устройства, а спокойно и непредвзято.

— Ну и что?

— Да он же травит людей!

— Не говори глупости.

— Скупает просроченную продукцию, перефасовывает ее и продает под девизом «Эта свежесть просится к вам на стол». Ничего себе свежесть. Недельной, а то и месячной затхлости. И люди по незнанию скупают просроченный продукт, который не стоит и сотой доли своей цены, и кладут его на стол.

— Никто еще от этого не умирал.

— А ты сходи на кладбище.

— Не будь идиотом. Их убило другое.

— Что именно?

— Жизнь.

Никита был поражен глубокомыслием Аньки и не знал, что ответить. Зато она знала, что сказать.

— В общем, так: ужинай спокойно, но не вздумай потом делиться в прессе своими язвительными замечаниями о здешней кухне. Впрочем, можешь. Но при одном условии: если это будут хвалебные отзывы.

— С какой стати я буду писать хвалебные отзывы об этом пищеблоке?

— Потому что это ресторан Лагоева.

Никита чуть не поперхнулся. Знай он об этом раньше, то ни за что бы сюда не приехал.

Отдавать свои кровные этому ворюге!

Анька поднялась и ушла от Никиты с претензией на величие царствующей особы этого заведения. Единственно ее сан подвели излишне виляющие бедра.

Она села, и настороженно-злобное выражение лица у Лагоева сменилось на елейно-сладкое.

Его можно было понять. Анька была молода и красива, ее замечательные формы подчеркивало вечернее платье в обтяжку, а глубокий вырез на груди заставлял судорожно биться сердце старого ловеласа.

Официант принес бутылку шампанского брют.

— Я этого не просил, — сказал Никита.

— Это вам от Артура Рафаиловича, — сказал официант. — Вам открыть?

— Валяйте. Надеюсь, там нет яда.

Официант недоуменно посмотрел на него.

— Шутка, — сказал Никита.

— А… Понимаю, — сказал официант и скупо улыбнулся.

Никита поднял бокал и повернулся к Лагоеву. Тот держал в руке аналогичный бокал с таким же напитком. Оба натянуто улыбнулись и приветствовали друг друга приподнятыми бокалами.

Шампанское в бокалах они выпили до дна, не сводя друг с друга глаз.

Судя по выражению лица у Аньки, она не поверила в этот знак примирения.

Никита с остервенением принялся за ростбиф.

Он был замечательно вкусным, и Никита сосредоточился на еде, регулярно сдабривая ее, как конвейер, рюмками водки.

Всё действительно было вкусно и сытно.

«Если б так было в его универсаме», — подумал Никита.

Ему стало душно. Он решил выйти на улицу продышаться у озера и заодно зайти в туалет.

В туалете никого не было. Он набрал пригоршню воды и ополоснул лицо.

Когда Никита распрямился, то увидел в зеркале по обе стороны от себя двух парней. Крепыши — да. Но не более того. Он не придал им значения.

И напрасно.

Еще в десантом училище инструктор сказал ему: «Ты неплох в рукопашных боях. У тебя есть все данные. Но нет в тебе главного: инстинкта убийцы. И концентрации. Расхлябанности в тебе много».

Но это не помешало Никите вернуться из армии со знаками отличия за участие в спецоперациях на южной границе страны. Дома он их задвинул в комод и никому не показывал.

В этот вечер отсутствие инстинкта и расхлябанность подвели Никиту.

Он повернулся к тому, что стоял слева от него, когда тот сказал:

— Извини, мужик. Не передашь мыло?