Покойник в кювете

Когда минута всеобщей меланхолии прошла, все набросились на закуску. Она не поражала богатством выбора и была состряпана на скорую руку, но все шло нарасхват.

Потом Паша достал гитару.

В их кругу он считался полупрофессионалом, то есть работал с девяти до шести вечера в какой-то конторе, а по вечерам с друзьями репетировал в подвалах жилых домов. Там они бренчали ночи напролет. И так продолжалось до тех пор, пока под натиском возмущенных жильцов и полиции они не перебирались в очередной подвал. Отсыпались музыканты на работе. Заводилой их группы был Пашка. Их заветной мечтой было выйти на профессиональный уровень, но в городе не было даже полупрофессиональных импресарио. Спонсоры тоже не находились, и потому они выступали где только могли: на танцплощадках, в клубах и на школьных вечерах, таким образом собирая деньги на первый альбом. Друзья помогали как могли. Главным образом скромными пожертвованиями и рекламой через сарафанное радио. Дело продвигалось туго, но ребята не теряли надежды и присутствия духа.

Вчера под аккомпанемент всеобщего любимца Пашки они пели те же песни, что пели у костра в походах.

Подоплеку увольнения Никиты раскрыла Людмила Ивановна, когда они вышли на балкон перекурить.

– Профессиональную этику еще никто не отменял. Это верно, – сказала она. – Но в конечном счете все упирается в деньги. Видишь ли, Никита, своей статьей ты больно ударил по одному из наших основных спонсоров. По Лагоеву. Он звонил Горынычу и сказал, что если еще хоть раз увидит твое имя в газете, то никогда больше не будет в ней печатать свою рекламу. Так что сам видишь, ты ударил по суку, на котором сидит наша газета.

– Подумаешь, какой сук нашелся. Уж если на то пошло, то Лагоев не сук, а так… Сучок-замухрышка. Он жаден до умопомрачения, и печатать его рекламу для нас всегда головная боль. Он торгуется за каждое слово, за каждый миллиметр. Только не говорите мне, что этого не знаете.

– Знаю, Никитушка, знаю. Но что поделаешь? Вот так по крохам приходится всё собирать и со многим мириться, чтоб только выжить, – сказала Людмила Ивановна. – Не хочу повторяться, но наберись терпения, и всё вернется на круги своя.

Вот этого Никита меньше всего хотел.

Не хотел вчера. И сегодня с утра ничто не изменилось.

Голод дал себя знать, и Никита прошел на кухню. Из оставшейся закуски он сделал бутерброды с сыром и ветчиной и сварил кофе. В холодильнике оказался порядочный кусок бекона. Никита оставил его на вечер, чтобы обжарить с яичницей. После завтрака он сел в кресло напротив окна.

В чистом небе сияло солнце, словно приглашая на прогулку.

А почему нет?

Никита накинул куртку и вышел на улицу.

И вправду утро было чудесное: ясное и тихое, с легкой прохладой ранней осени.

Он вышел на берег реки и облокотился на чугунные перила.

Эта река делила город на две половины. Одна половина была собственно городом, другая промзоной с химкомбинатом во главе. Вокруг него со временем образовались рабочие поселки городского типа, продвинувшимися до реки, и решением горисполкома несколько лет назад они были включены в состав города.

Мутный поток какое-то время занимал Никиту, но потом пришла очевидная мысль: всё в жизни течет, всё изменяется. Включая твердые решения начать новую жизнь.

Никита достал мобильник.

– Серега, привет. Это я.

В ответ он услышал:

– А… Привет, привет, профессионал бойкого пера. Как ты после вчерашнего?

– Прекрасно. А ты?

– Лучше не спрашивай.

– Понял. Тема закрыта. Скажи мне другое: кого сбили у деревни Кочки? Ты не в курсе?

После паузы Сергей со вздохом сказал:

– А тебе-то что? Опять ищешь приключения на свою задницу?

«Значит, в курсе», – понял Никита.

– Так… Общее любопытство.

– Знаешь что? Засунь его куда подальше. И вообще переключись на другую тему, – посоветовал Сергей.

– Как, например?

– Освещай, например, что-нибудь про любовь, а не местные разборки.

– Ага… Про любовь к родному краю и высоким надоям молока.

– Вот уже тема есть. Могу дать адресок вполне симпатичной доярочки из ближней деревни. Возьмешь у нее интервью. Только Светке не говори, что по моей наводке.

– Лучше дай адресок, кого сбили.

– А зачем он тебе?

– Хочу выразить сочувствие семье погибшего.

– Извини, Хмель, не до тебя. Пока.

Никита услышал короткие гудки и усмехнулся. Репортера криминальной хроники – пусть даже отставного – соплей не перешибешь. Сергей это понял, когда снова услышал его голос.

– Я не успел тебе сказать главное.

– Да? И что же это?

– Видишь ли в чем дело… Мне последний гонорар отягощает карман, а Хасану завезли свежее пиво в бочках. Заметь – не бутылочное.

– А я тут при чем? – спросил Сергей и подумал: паразит бьет ниже пояса.

– Сам знаешь причем. В общем, так: встречаемся у Хасана. Единственно вопрос: когда ты сможешь прийти? Скажем, в обед. Устроит?

– Вполне, – вяло согласился Сергей.

– Всё. Жду.

Теперь отбой дал Никита.

До обеда оставалась уйма времени, и он набрал телефон Светланы.

Ждать пришлось долго. Ясное дело: Светка обижена. О его увольнении она узнала из вторых рук и на сабантуйчик не пришла.