Покойный господин Галле

— Вы должны войти в мое положение. После этой… этой ужасной драмы я хотела уехать из Сансера, но Анри в письме посоветовал мне остаться. Я вас уже видела несколько раз. Местные жители сказали мне, что вы ищете убийцу.

Тогда я решилась зайти и спросить, нашли ли вы что-нибудь? Разумеется, мое положение в некотором роде двусмысленно, поскольку я никем не прихожусь Анри и не член его семьи.

Ее слова не походили на заранее приготовленную речь.

Говорила она гладко, не торопясь.

Несколько раз ее взгляд задерживался на ноже, воткнутом в затейливо разложенную на полу одежду, но волнения на ее лице не отразилось.

— Ваш любовник поручил вам как следует меня прощупать? — спросил Мегрэ нарочито грубо.

— Ничего он мне не поручал! Он убит свалившимся на него горем. И это ужасно: ведь я даже не могла быть с ним рядом на похоронах.

— Вы давно знакомы?

Казалось, она не заметила, что разговор превратился в допрос, голос ее звучал по-прежнему ровно.

— Три года. Мне тридцать. Анри всего двадцать пять.

Я — вдова.

— Вы уроженка Парижа?

— Я из Лилля. Мой отец был главным бухгалтером на ткацкой фабрике. В двадцать пять лет я вышла замуж за инженера, а меньше чем через год после свадьбы он погиб в результате несчастного случая на текстильном предприятии, где работал. Мне полагалась пенсия. Но администрация заявила, что несчастный случай произошел по вине пострадавшего. Тогда я была вынуждена зарабатывать себе на жизнь, но мне не хотелось жить там, где все меня знали, и я переехала в Париж. Устроилась кассиршей в торговую фирму на улице Реомюра. Я возбудила дело против фабрики мужа. Процесс длился два года. Я выиграла дело и, поскольку уже не нуждалась в деньгах, бросила работу.

— Вы работали кассиршей, когда познакомились с Анри Галле?

— Да. Он часто приходил к моим хозяевам как агент по продаже ценных бумаг от банка Совринос.

— Между вами никогда не заходила речь о браке?

— Сначала мы об этом говорили, но если бы я вышла замуж до решения суда, мои шансы получить пенсию значительно уменьшились бы.

— Вы стали любовницей Галле?

— Я не боюсь этого слова. Мы связаны, как если бы оформили свои отношения в мэрии. Вот уже три года мы ежедневно видимся, вместе питаемся.

— Но у вас, на улице Тюренн, он все же не живет?

— Это из-за его родителей. Они, как, впрочем, и мои, придерживаются строгих правил. Анри, чтобы избежать размолвки, не поставил родителей в известность относительно нашей связи. Однако мы договорились, что когда не будет препятствий и мы накопим достаточно средств, чтобы переселиться на юг, мы поженимся.

Даже самые нескромные вопросы не приводили ее в смущение. В какой-то момент, когда взгляд комиссара скользнул по ее ногам, она естественным жестом одернула юбку.

— Я вынужден коснуться деталей. Значит, Анри питался у вас? Он давал деньги на еду?

— Все очень просто. Я подсчитывала расходы, как это принято в любом хорошем хозяйстве, и в конце месяца он вносил половину денег, которые я потратила на питание.

— Вы упомянули о переезде на юг. Выходит, Анри удавалось откладывать деньги?

— И ему, и мне. Вы, наверное, заметили, что он не слишком крепкого здоровья? Врачи советуют ему больше бывать на воздухе. Но зарабатывать на жизнь и одновременно находиться на воздухе можно, разве что если занимаешься физическим трудом. Я тоже люблю деревню.

Живем мы очень скромно. Я уже говорила, что Анри — агент по продаже ценных бумаг. Банк Совринос небольшой, занимается в основном биржевыми спекуляциями. Таким образом, Анри как бы стоял у кормушки, и все, что нам удавалось сэкономить, мы вкладывали в биржевые операции.

— Каждый отдельно?

— Разумеется! Кто знает, что ждет тебя в будущем?

— И какую сумму накопили лично вы?

— Трудно сказать точно. Деньги вложены в акции, ценность которых меняется чуть ли не ежедневно. Примерно от сорока до пятидесяти тысяч франков.

— А Галле?

— Больше. Он не всегда решается втягивать меня в слишком рискованные операции, как, например, покупка акций Лаплатских рудников в августе прошлого года. У него сейчас около ста тысяч франков.

— И на какой сумме вы решили остановиться?

— Полмиллиона. Мы рассчитываем откладывать деньги еще три года.

Теперь Мегрэ смотрел на нее с чувством, граничившим с восхищением. Но к восхищению примешивалась и доля брезгливости. Ей тридцать лет. Анри — двадцать пять. Они любят друг друга или, во всяком случае, решили жить вместе. А их отношения регламентированы, как у совладельцев коммерческого предприятия. И она говорит об этом, как о чем-то само собой разумеющемся, даже с оттенком гордости.

— Вы давно в Сансере?

— Я приехала двадцатого июня на месяц.

— А почему вы не остановились в гостинице?

— Это мне не по средствам. В пансионе «Жермен» на окраине поселка я плачу всего двадцать два франка в день.

— Анри приезжал двадцать пятого? В котором часу?

— Он свободен только в субботу и воскресенье. Но воскресенье, как заведено, он проводит в Сен-Фаржо. Он приехал сюда в субботу утром, а уехал вечером последним поездом.

— Точнее?

— В одиннадцать тридцать две. Я проводила его на вокзал.

— Вы знали, что его отец здесь?