Покойный просил цветов не приносить

— Пребен из тех критиков, чьи рецензии представляют собой очень субъективные, так называемые иронические заметки о писателях, — сказал я. — Я тоже его не выношу.

— А ты, Кристиан?

Я и забыл, что мой брат Кристиан профессор на кафедре внутренних болезней в университете. Он заговорил вдруг холодным, бесстрастным и в то же время более громким голосом. Очевидно, именно таким голосом он описывал пациента своим студентам.

— Пребен Рингстад на редкость красивый мужчина, — сказал Кристиан. — Весьма самоуверен, что обычно не нравится женщинам. А мужчинам не нравится никогда. Как уже сказали Эрик и Мартин, он рецензирует книги, и, может быть, не так плохо, как они хотят представить. Он очень недурной пианист, он интересный собеседник и страстный путешественник. Полагаю, что в светских кругах Осло на него был когда-то большой спрос. Он хорошо фехтует и в свое время был чемпионом Норвегии по рапире.

В недрах моего мозга зашевелилось воспоминание. Оно касалось чего-то еще, что хорошо умел делать Пребен. Это воспоминание, казалось, вот-вот всплывет на поверхность, но мне никак не удавалось его ухватить, и оно снова кануло в забвение.

— Если бы мне пришлось описывать его характер, — продолжал холодный профессорский голос, — я сказал бы, что в нем есть некая зыбкость.

Вероятно, Пребену часто приходилось чувствовать себя ущемленным. Он умеет делать очень многое, но все — как дилетант. При его способностях заурядная работа его не удовлетворяет. Однако этих способностей недостаточно, чтобы он мог достичь того, чего хотел бы. Моя мать сказала бы, что у него уйма «дарований», но все они какие-то ущербные. Он во всем был и остается на уровне «почти».

Профессор машинально покосился на часы — лекция явно была окончена. Меня Кристиан слегка раздражал, но Карл Юрген, похоже, был доволен.

— Была ли причина следить за фру Карен на основании того, что П. М. Хорге называет «ее свиданиями»?

— По-моему, вообще не может быть причин устраивать слежку за женщиной, — раздраженно сказал Эрик. — Это грязное занятие. Тем более когда речь идет о Карен. И если уж на то пошло, насколько я помню по всевозможным романам, в подобных случаях слежку организует муж. С чего, черт возьми, вздумал Свен этим заниматься?

— Я согласен с Эриком, — заявил я. — И тем более, как он уже сказал, когда речь идет о Карен. Карен — самая красивая, милая и добрая из всех женщин, когда-либо ступавших по улицам этого города. Она не взглянула бы ни на одного мужчину, кроме своего мужа…

Я разозлился тоже.

— Откуда тебе это известно? — быстро спросил Карл Юрген.

Я стал красным как рак. А впрочем — пусть!

— Ладно, — заявил я. — Скажу. Все равно рано или поздно ты узнаешь. Мне это известно потому, что я сам был влюблен в Карен задолго до того, как она встретила Эрика, и она ни разу даже не. Я хочу сказать, мы. я. Словом, я знаю ее лучше, чем многие другие.

— Жена Цезаря, — заметил Кристиан.

Ох, как мне хотелось вздуть моего брата Кристиана!

— Знаю я вас, врачей, — сказал я. — Для вас вообще нет ничего святого. Тебе и в голову не приходит, что есть на свете женщины, которые живут в соответствии с добрыми старомодными идеалами и правилами игры.

— Женская добродетель зависит лишь от того, насколько велико искушение, которому ее подвергли, — сказал Кристиан.

— Иди ты к. — начал было я, но осекся. Мне вдруг пришло в голову, что, может быть, Кристиану тоже известна тактика Сократа. Если правильно задать вопрос, на него непременно получишь нужный ответ.

— Извини, что мы таким образом обсуждаем твою жену, — обратился Карл Юрген к Эрику. — Но ты знаешь сам: в последний вечер перед смертью Свен сказал, что ее надо защитить. Совершено убийство, а теперь на сцене появился Пребен Рингстад.

— Понимаю, — устало сказал Эрик. — Но надеюсь, ты сам получил о моей жене какое-то представление.

— Да, — ответил Карл Юрген. — Получил. Но позволь задать тебе еще один вопрос. Твоя жена тратит много денег?

— Нет, — ответил Эрик. — По сравнению с моими доходами мало, даже очень мало. Каждый месяц она получает определенную сумму, но я должен сказать, что она на редкость скромна.

Я представил себе мою простую, сдержанную Карен. Ее узкие пальцы, на которых нет колец. Единственную нитку жемчуга, которую она всегда носит. Я открыл было рот, но промолчал. Сам Сократ не вытянул бы из меня больше ни слова.

— Ладно, — сказал Карл Юрген. — На сегодня хватит. — И он встал.

— Но разве. — начал я. — Я хочу сказать. Разве ты ничего не предпримешь?

— Можешь быть спокоен, мы все время что-то, как ты выражаешься, предпринимаем. Завтра одна газета напишет, что мы напали на определенный след, а другая — что вообще никаких следов не обнаружено. Но мы работаем, можешь мне поверить. Кассету я беру с собой. Спасибо, что ее раздобыл.

Мы все одновременно встали.

— Я подвезу тебя, Эрик, — сказал Кристиан.

Эрик не ответил. Уходя, он даже не попрощался.

Я снова открыл окна, вытряхнул пепельницы и вынес на кухню пустые бутылки и стаканы. С улицы опять доносились привычные звуки — шум включенного двигателя, дребезжанье вагонов в Скиллебекке.