Покойный просил цветов не приносить

И тут я почувствовал, что кожаный ремешок зацепился за круглую шишечку замка. Я потянул проволоку к себе, произнеся короткую молитву, чтобы ремешок не сорвался. Проволока в моих руках натянулась. Зажав оба конца левой рукой, я сделал вращательное движение правой. И что же — ремешок и впрямь повернул шишечку замка. Дверь открылась вовнутрь.

Я прижал проволоки друг к другу так, чтобы ремешок провис, освободив замок, потом осторожно извлек мое приспособление через ту же щель для почты.

Потом поднял портфель с пола и с проволоками в руке вошел в квартиру Пребена, осторожно прикрыв за собой дверь. Только здесь, в прихожей, я засунул проволоку обратно в портфель и мгновение постоял в нерешительности.

Свет был зажжен. Но меня поразил едва уловимый странный запах. Я не мог определить, чем пахнет.

Открыв дверь, я вошел в холл. Здесь было темно, но странный запах ощущался сильнее. Я направился дальше, в гостиную. Дверь в нее тоже была закрыта. И, когда я ее открыл, странный резкий запах ударил мне в нос с такой силой, что у меня перехватило дыхание. Я повернул выключатель.

В ярко вспыхнувшем свете предо мной предстала элегантная гостиная Пребена, его книжные полки, старинный голландский шкаф, на письменном столе одна-единственная орхидея.

Я пришел сюда, чтобы увидеть две картины: серую стену собора Моне и четырех изумительных танцовщиц Дега. При первом взгляде с порога я их не заметил. Я прошел на середину гостиной.

И тут я увидел обе картины.

Я ждал примерно того, что увидел, и все-таки испытал шок. У меня даже мелькнула мысль, что в квартире Пребена Рингстада побывал маньяк.

11

На другой день рано утром я позвонил матери.

— Мартин, сынок, ты меня напугал. Почему ты не в школе, что случилось?

— Все в порядке, мама, у меня сегодня третий урок. Я звоню, чтобы сказать, что приеду к тебе сегодня пообедать. Но мне нужно кое о чем спросить тебя сейчас же.

— О чем же?

— Помнишь, мама, когда вы с отцом однажды были в гостях у старого консула Халворсена и взяли с собой нас с Кристианом?

— Конечно, помню, — с негодованием ответила моя мать.

— Я спросил когда, мама. Когда это было?

— Это очень легко вспомнить, мой мальчик. Это было той весной, когда у тебя сняли гипс со сломанной ноги.

— Весной какого года, мама? — с отчаянием спросил я.

— Той самой весной, когда мы Пасху провели в Копенгагене, — заявила моя удивительная мать. — Разве ты не помнишь, мы еще отмечали восемнадцатилетие Кристиана?

— Мама, — взмолился я. — Послушай. Может быть, ты назовешь точную дату? Я не в состоянии сейчас сосчитать, когда Кристиану исполнилось восемнадцать. Пожалуйста, назови мне год.

— Пожалуйста — ответила довольная собой мать. Услышав ответ, я облегченно вздохнул.

— Еще одно, мама. Я хотел пригласить Карен, Лизу и Пребена на уикенд в Бакке. И еще Карла Юргена. Ты его, конечно, помнишь. Ты не против?

— Конечно нет, сынок. А Кристиан?

— Я едва не забыл о нем. Но я ему позвоню. Об остальном поговорим сегодня после обеда, — сказал я. — Мне надо еще кое-что успеть до начала уроков.

Я поехал прямиком в редакцию «Афтенпостен» и попросил показать мне интересующие меня номера за март и апрель названного матерью года. Я был знаком с одним из сотрудников, и потому мне разрешили просмотреть газеты в его кабинете, пока он съездит по редакционному заданию в город.

Я искал совершенно конкретную заметку. Через три четверти часа я ее нашел. Я привык читать газеты по диагонали.

Потом я позвонил Карен, Лизе и Пребену и пригласил их на уикенд в Бакке. Все поблагодарили и приняли приглашение. Потом я позвонил Кристиану — он сказал, что как раз собирался съездить завтра домой.

Карлу Юргену я звонить не стал. Я зашел к нему после уроков.

— Что-нибудь случилось? — сразу спросил он, увидев меня.

— Неужели по мне заметно? Да, случилось, и много чего. Конечно, на первый взгляд все это не так значительно по сравнению с тем, к чему мы привыкли за последнее время. Но я уверен, все это жизненно важно для разрешения загадки. Думаю, мы разгадаем ее в ближайшие два дня.

И я рассказал ему, как я ходил к Ужу, рассказал о его приятеле-толстяке, который трижды звонил в дверь, об аукционе и о двух картинах Моне и Дега.

Под конец мне пришлось рассказать Карлу Юргену и о том, как я проник в квартиру Пребена.

— Но если ты привлечешь меня к суду, я откажусь от своего признания, — заявил я.

Потом я рассказал ему, как ездил в «Афтенпостен», и о маленькой заметке.

— Я это знал, — сказал Карл Юрген. — Я хочу сказать, знал о том, что сказано в этой заметке.

— Ты знал? — воскликнул я, потрясенный.

— Конечно, — подтвердил он. — Но согласись, в той маленькой газетной заметке нет решительно ничего криминального.

— Если рассматривать ее вне контекста — нет, но если посмотреть на нее в свете того, что мне пришлось увидеть вчера… Впрочем, я готов признать, что и в этом тоже нет криминала. Но разгадка, без сомнения, как-то связана со старым консулом Халворсеном и его картинами. У меня на этот счет есть теория.