— О, это был великий француз. — И в глазах Грача блеснул тот запал, который так любил Вася. Мишка резко выдернул из-под люльки чемодан и выхватил из него тетрадь с записями. — Инквизиторы отрубили ему голову. Сволочи. — Мишка, полистав тетрадь, вдруг сосредоточенно умолк, потом сказал: — Вот. Жоффруа Балле. Казнен инквизицией 9 февраля 1574 года. Четыреста лет назад. Тогда он говорил: «Вера есть недостаточность знаний, ибо, где есть знания, там вера умерла и не может существовать». Заметь, это он говорил в самые мрачные годы средневековья. Тогда неверующих в бога не было. А тех, кто вдруг объявлялся, жгли. И он не побоялся. Своим палачам-инквизиторам он бросил в лицо: «Те, которые нам проповедуют веру и поддерживают в нас позицию «я верю», — нахалы и обманщики, потому что от мнений, принятых на веру, и происходят все беды, какие у нас были, есть и будут».
— Видал, как врезал, — заключил Игорь, — на четыреста лет вперед. Правильный мужик был.
Вспоминая эти разговоры, Вася подумал, какое же это счастье для него, что ему встретился этот парень. Нет, они не могут вот так взять и разойтись. Ведь недаром же у них была такая дружба. Вася и до сих пор был уверен, что такой не было ни у кого. Они, не задумываясь, могли сделать друг для друга все, хотя и не давали никаких клятв.
Грач часто доверял ему такое сокровенное, о чем ни со Стасиком, ни с Игорем, ни с кем другим говорить не мог. И все же он не остался с Васей, а ушел с ними. Почему?
«Это предательство! — В сотый раз Вася возвращался к мысли: — Если бы Грач улетел тогда с ним к Миронову, в тайгу, он бы со стыда сгорел только от того, что когда-то подумал о бегстве со стройки. Этого бы никогда с ним не случилось. Грач честный. Он может заблудиться, но никогда не сделает подлости. Если бы он поехал…»
Сегодня был трудный день. Но сейчас Вася, сытый, умытый, лежит в тепле на настоящей постели с белыми простынями. А ребята, забыв про усталость и дождь, который хлещет уже вторые сутки, сидят в столовке и горланят песни. Там же, в тайге, ни на минуту, даже во сне, когда ты забрался в спальный мешок и лежишь в палатке, не забываешь про дождь и холод. А настает день, надо вылезать из теплого мешка и идти под дождь и в холод. Тебе и в голову не придет сказать: дайте мне работу по моей специальности. Сегодня ты с зари до зари будешь копать землю, завтра весь день с теодолитом и рейкой лазить по болоту. Послезавтра, обжигая руки и лицо у костра, до одурения варишь, жаришь и печешь, чтобы три раза накормить всю ораву. Эх, Грач, Грач! Почему тебя не было там? Тебе это так необходимо, как, может, никому… Для твоего самоутверждения.
На дворе взревел мотор вездехода. Вася, оторвавшись от своих раздумий, припал к окну. За мокрым стеклом все та же мутная пелена дождя. Вездеход, пролязгав гусеницами, пронесся мимо вагончика.
Из столовой кто-то стремглав бежал к спальному вагончику. Распахнулась дверь, на пороге Виктор.
— Удрал! — отряхивая с берета воду, выпалил он. — У них там разговора еще на полночи, а у меня дел тьма. — Он подошел к своему столику и стал бросать на него с полки папки с чертежами, книги и тетради. — Вася! Ты спишь, что ли?
Вася, затаившись, молчал.
— Брось, я слышу, не спишь же…
— Не сплю.
— Все переживаешь? Мне тоже от Лозневого досталось… Особенно за твоего Грача. Так что не переживай.
Вася даже приподнялся с постели.
— Да я не знаю ничего толком, — неохотно начал Виктор, — ты лучше у Олега Ваныча разузнай. Я ведь там, где и ты, был, когда они отсюда уметались.
— Я знаю, — осипшим, точно со сна, голосом начал Плотников, — Арсентий говорил. Игорь и Стасик уехали сразу. Еще до возвращения Лозневого.
— Ну про этих, — сердито отозвался Суханов, — я б не стал и речи вести. Сбежали, и вся недолга. А вот с твоим Грачом…
— С Грачом плохо вышло, — вздохнул Плотников, — Его не надо было отпускать. Ведь это он всех нас сюда, да и вообще.
— Ну знаешь, — вспылил Виктор, — в ножки тоже не будем кланяться. Ребята правильно сделали, что наладили его вслед за дружками из отряда. Дерьмо твои Грач.
Словно жаром пахнуло в лицо Васи, сбросив одеяло, он скользнул с нар.
— Чего ты, чего, — посторонился Виктор, — укусил тебя кто?
— …Грача не тронь.
— Ладно, ладно, охолонь, — миролюбиво улыбнулся Виктор. — Грач твой — персона неприкосновенная. Только тех, кто из себя умников корчит и на чужом горбу в рай въехать хочет, у нас не празднуют.
— Грач не такой, ты же знаешь его, — чуть не сквозь слезы закричал Плотников, — ты же знаешь…
— Знаю, что он не поехал с нами. Мне и этого хватит. Я ошибаюсь в человеке раз…
Суханов умолк. Вася понял, что он не хочет говорить о его друзьях, и это еще больше обидело его. Сам Плотников мог ругать Грача на чем свет стоит, но стоило кому-то сказать о нем недоброе, как Васе словно застилало глаза.
— Грач ждал нас, он никуда бы не уехал, если бы не вмешались ребята.
— Вмешались правильно, — буркнул Виктор. — В разведку с твоим Грачом я бы не пошел.