Поколение

— Да-а-а, — протянул Сыромятников, — как ни ряди, а и вахтовый режим работы требует налаженного быта. Ты прав, Олег Иванович. Я был под Полярным кругом у нефтяников. Вот такие же, как у вас, вагончики, и рядом, прямо в снегу, расчищена детская площадка. Мороз за сорок, а несколько пацанов-дошколят катаются на санках и коньках, оказывается, живут семейные с детьми. Значит, и такой вариант надо учитывать.

— Это верно, — раздумывая, отозвался Лозневой, — видно, не все могут расстаться с семьей. И никакие, самые строгие запреты не брать в подвижные колонны жен и детей не помогают. Поэтому надо подумать и о комнатах для молодоженов, и о походных детских садиках, и о возможности молодому парню заочно учиться в техникуме или в вузе. Все это надо иметь в виду, когда вы проектируете кочевое жилье для вахт. — Лозневой спрашивающе поднял глаза на Сыромятникова, но, так и не дождавшись, пока тот ответит, заключил: — А крупные города в тундре действительно нужны как опорные индустриальные пункты. И Надым, и Сургут… Только и тех, кто в колоннах, кто на вахтах, забывать нельзя. Даже при идеальных условиях работы вахтовым способом, какие вы рисуете, мы здесь должны находиться почти двести пятьдесят дней в году. А это все же больше половины года. Да прибавьте летом мошкару, болота, грязь, а зимой пургу и морозы такие, что все костенеет, — вот и выйдет… Нет, надо, чтобы нашу северную жизнь проектировали те, кто здесь живет или будет жить.

— Вот для этого мы тебя сюда и послали, — отпарировал Сыромятников.

Но Лозневой, словно не слыша этой реплики, продолжал:

— Нам, руководителям, надо научиться искусству не мешать специалистам управлять хозяйством. И это не такое уже простое искусство.

— Так подключайся к делу со своим северным опытом! — рассерженно прокричал Сыромятников. — Подключайся!

— Не обо мне речь.

— Нет, о тебе. Ты брось мне мудрить. От себя и на Северном полюсе не спрячешься. Ты проектировщик, а газопровод и без тебя достроят.

Вечером Сыромятников заглянул в каморку к Лозневому и, увидев там Виктора Суханова, зашумел:

— А не пора вам, гости северные, восвояси? Надо и честь знать.

Лозневой поспешно смахнул рукавом куртки со стола, метнулся к тумбочке и, улыбнувшись одними глазами, пододвинул табуретку Сыромятникову.

— Рады бы, Борис Федорович, да грехи… — Он ловко разлил в кружки коньяк. — Прошу.

Сыромятников сердито отодвинул кружку.

— Привыкли все разговоры начинать с пойла. А я серьезно. Кадры институтские не намерен по стране разбрасывать. — И, повернувшись к Суханову, добавил: — Ты, Виктор, на этого бродягу не смотри, не смотри.

— Нам сейчас, Борис Федорович, нельзя отсюда, — выгораживая Лозневого, начал Виктор, — дюкер.

— Дюкер ваш лежит, — прервал его Сыромятников. — А если думаете через каждую реку их протаскивать, то вам и жизни не хватит.

— Не сердитесь, — поднял руку Лозневой. — Я Виктора не держу.

Голос его сел. Казалось, ему трудно говорить. Он глянул на Суханова, потом на Сыромятникова, словно ждал от них какого-то решения.

— И почему так поздно посещает людей здравый смысл? — поморщился, словно от зубной боли, Сыромятников и потер ладонью лысину. — Только в конце жизни человек способен понять бренность и суетность своих деяний. — Он склонился к кружке, смачно втянул в себя коньячный дух, но пить не стал. — Без надобности спорим, не уступаем йоты друг другу. Отравляем жизнь себе и другим, а когда подойдет час и нужно ответить, что сделал доброго, кого согрел, то разводим руками: мол, жизнь такая. Себя не щадил и с других взыскивал. А иные все это подают еще и как доблесть, как высшую меру жизни. Вот такой-де я. Так жил и не жалею. А может, все же есть о чем пожалеть? — Сыромятников сощурился, глянул на Лозневого и замолчал. Но, когда Олег Иванович неуютно передернул плечами, он оживился. — Себя не щадил, ладно — это дело личное. Но вот почему других гнул, почему им жизнь выворачивал наизнанку? Почему? Ты, Олег Иванович, помолчи, — повернулся он к Лозневому. — Когда я был вот таким же горячим и резвым, мне этого никто не сказал.

— А если и сказал бы, то и слушать не стали бы, — заметил Лозневой.

— Наверно, — согласился Сыромятников. — Умнеем мы задним числом. И все-таки я вам говорю: устраивайте жизнь свою сейчас. Пока еще силы при вас. Не думайте, что они беспредельны. Тело страдает раньше, чем мозг и чувства. Человек вступает в полосу подлого парадокса — желания остаются, а возможности исчезают. Так что, милые люди, пока вы еще не шагнули в эту стадию диалектического противоречия желаний и возможностей, обустраивайте свою жизнь.

— Живи, Виктор, так, — усмехнувшись, заметил Лозневой, — чтобы в немощном теле осталось меньше желаний.

— Сожжем желания дотла! — шутливо выкрикнул Виктор и ударил своей кружкой о кружки Лозневого и Сыромятникова.

— Как и тысячи лет назад, молодость неумолима, — принял шутливый тон Сыромятников, — Но Миронову я вас не отдам…

18