«Старик! Васек! А я у геологов. Вот как! Мы тут для вашего газопровода ковырнули еще одно месторождение. И теперь, видно, вам придется тащить трубы уже не от Игрима и даже не от Пунги, а еще ближе на сотню-другую километров…
Напиши мне про себя. Как ты и что? А чтобы ты не думал обо мне, как о подонке, скажу одно: наше житье на газопроводе было раем по сравнению с житьем геологов. Ну да ты сам видел у Миронова, как живут геологи. Напиши еще, как поживают Арсентий и Сашка Шуба. А Виктору и всем ребятам передавай большущий привет, если они, конечно, примут его. Теперь мы идем в сторону Пелыма, почти по трассе вашего газопровода. Может, летом и встретимся…»
Вася тут же начал перечитывать письмо.
— Грачик, дорогой, ты тоже здесь, ты не мог обмануть. Север не предают. Тебя, наверно, тоже заразил этот край, его синие зимние ночи… — к горлу подкатил теплый комок. «Это от спирта», — подумал Вася. Север, Север, что он делает с людьми? Чем труднее, тем сильнее прикипаешь к нему душой. Непостижимо, что гонит в эти дикие, необжитые края человека? Неужели трудности? Неужели желание проверить в этих трудностях себя? Зачем Олегу Ванычу, Миронову, Виктору проверять себя?
Нет, здесь что-то другое. Мишка объяснил бы. Он достал бы из рюкзака свою записную книжку и прочел из нее что-нибудь мудрое. Вася повернулся в своей люльке и вдруг будто услышал голос Грача.
— Это альтруизм, батенька, альтруизм — вечный в человеке зов к защите слабого, зов к самопожертвованию ради того, чтобы выжили другие. Не будет на земле людей, умеющих жертвовать во имя ближних, погибнет род человеческий…
Грач все знал. Где он теперь, мой Грачик? Есть ли рядом с ним такие люди, как Лозневой, Суханов, Миронов? И Васе захотелось записать обступившие его мысли о жизни и людях, с которыми он делит долгие синие ночи Севера.