В этот день все диджеи на радио даже бравируют своим плохим самочувствием, выражая солидарность с основной массой рабочего и офисного люда. В понедельник рекордное количество людей «травится шпротами» и по этой причине не выходит на работу. На самом деле, они, пили всю ночь с воскресенья на понедельник, надеясь, что понедельник не наступит, но тот наступил, а они не в состоянии плестись в родную контору. Думаю, именно по этой причине в России одно время были запрещены прибалтийские шпроты – в отсутствие фантазии люди оправдывались шпротным отравлением и на службу не шли. В определенный момент, это стало угрожать экономике России и «стратегические» шпроты запретили. И не надо искать здесь политическую подоплеку.
Те же, кто на самом деле заболел в понедельник, чувствуют себя крайне неуютно, понимая, что им не поверят и заподозрят в неумеренном пьянстве.
И подозрения эти зачастую не беспочвенные…
Например, меня понедельник застал спящим в обнимку с такими же лузерами на другом конце города и все еще пьяным. Звонок будильника звучал как расстрельный приговор. Сказать, что мне было «плохо» – это не сказать ничего.
– Когда же все это кончится?! – в полный голос взмолился я.
Но мои собутыльники даже не пошевелились, – они еще долго будут дрыхнуть, в отличие от меня, которому необходимо возвращаться в суровую реальность.
И зачем я с ними связался?!
Топ-лузер – единственный сотрудник своего офиса и вполне может не появляться в нем вовсе, сочиняя для немцев сказки про важные встречи с клиентами. Вольдемар сегодня трудится во вторую смену, ему тоже нет резона торопиться. Но лично мне в восемь утра нужно предстать перед Беременным тюленем в приемлемом виде. А вид у меня абсолютно неприемлемый, поэтому уже в шесть утра я поливаю себя контрастным душем, соображая, как отсюда добираться до работы. Организм одеревенел от трехдневного пьянства и не чувствует ни холодной, ни горячей воды; двух часов, оставшихся для окончательного отрезвления, явно недостаточно. Вспоминаю я и то, что спал этой ночью часа три, не более. Грядет ужасный день, суровый и беспощадный, – настоящий понедельник, с большой буквы «П».
Добравшись наконец до Поля гнева, я с удивлением не обнаружил знакомой бродячей собаки. Что случилось? Может быть, у нее тоже похмелье и она где-нибудь отлеживается? Собакам, в отличие от людей, не надо появляться на работе по понедельникам.
В офисе я жадно глотаю кофе чашку за чашкой, стараясь не дышать и не смотреть на Беременного тюленя. Тот носится мимо, проявляя чудеса бодрости и невероятной активности; мое же состояние близко к обморочному. Слава богу, большинство судьбоносных совещаний по проблемам прессованной стружки меня сегодня не касаются. Остальные сотрудники проявляют трудовое рвение, подчиняясь заданному Беременым тюленем ритму.
За этой суетой я слышу, как мой коллега, сидящий рядом, ведет переговоры по телефону с местной управой. В суть я не вникаю, но становится понятно, что его отфутболивают в разные отделы, поскольку диалоги проходят на все более повышенных тонах. В паузе между звонками, перехватив мои удивленные взгляды, он поясняет:
– Колю собака покусала, прикинь?
– Где? Какая собака?
– Да здесь, на поле. Он шел сегодня на работу, а она подкралась сзади и укусила. Какая-то бродячая собака.
– Сильно?
– Неслабо, до крови.
Я понимаю, что огородное пугало, изначально имевшее виды на меня, выбрало себе Николая в качестве жертвы. Может быть ее напугали бессмертные строки Маяковского, а может я сам источал такую злость, которая способна отпугнуть даже голодного зверя. Коля же – человек флегматичный, можно даже сказать – пришибленный. Перекладывает бумажки для конкурсов, но почему-то числится дизайнером. Никто толком не знает, чем на самом деле занимается наш Коля. Похоже, не понимает этого и он сам.
– Ну и что теперь? – спрашиваю я.
В ответ коллега осыпает нелицеприятными эпитетами местные власти, которые не желают работать и увиливают от необходимости разобраться с наглой собакой. А Коля в больнице, на уколах от бешенства.
– А что с такими собаками делают? – интересуюсь я: если чудовище действительно взбесилось, то в следующий раз оно набросится на меня, и никакой Маяковский не поможет.
– Вот это я и пытаюсь выяснить, – раздраженно отвечает коллега. – Либо их отстреливают, либо забирают в питомник, не знаю. Они говорят, надо искать хозяина, а где его найдешь?!
Известие о нападении собаки не улучшило мое и без того понедельничное настроение. Ведь мне еще долго ходить по этому полю…
Прекрасная перспектива! Я поежился, представив схватку с огромной собакой в темноте, на безлюдном поле. Все может кончиться гораздо хуже, чем уколы.
Идите вы в жопу со своей честной жизнью! Вопрос мотивации снят с повестки дня – я никогда не смогу полюбить офисную работу. Точка. Знаете ли, я не подписывал бумагу… Чувствую, что приближаюсь к черте, за которой взорвусь и снова пущусь во все тяжкие. Пусть и с плачевным финалом, но так, чтобы хоть на один день почувствовать себя человеком.