Мнимая дочка Татьяны закончила объяснять, чем нынешнее положение старушки отличается от тех преимуществ, что некогда давал ей статус вип-клиентки, и равнодушно посмотрела на пожилую женщину. Та молча вышла из кабинета. Бабушка попросту забыла, кем она была до того митинга, забыла, как давно она похоронила своего мужа, и то, что никогда у них не было детей, она тоже забыла. Все было хорошо по подписке, память была чище, а вера в то, что власти продлили ее жизнь и вернули молодость, значительно сильнее всего остального держала Татьяну на ногах.
Она вернулась в дом, не торопясь, как все бабушки в ее возрасте, аккуратно ступая, прошла в большую комнату, где все так же, но уже куда холоднее мигала украшенная ель, присела в свое старое кресло напротив камина. Его ненастоящий огонь мгновенно зажегся, и Татьяна, как любая другая бабушка, спокойно сидела и смотрела на него, вспоминая, как прошла ее молодость и как вот только что она окончилась. Женщина задремала. Стоило ей лишь открыть глаза и повернуть голову, как она увидела на соседнем кресле сладко спящих внуков. Татьяна улыбнулась, ее милые морщинки, они вернулись к ней:
— Он все-таки продлил мою молодость. Он все-таки любил меня.