Поколение, достигшее цели

Это пугало, теперь было видно, что звёзды — не просто кружащиеся огни, движущиеся на фоне гладкого чёрного занавеса. Теперь было видно, что они висят в пустоте, от которой начинало сосать под ложечкой. Глядя на эту непонятную пустоту, хотелось крепче схватиться за поручни, чтобы удержаться в равновесии на краю головокружительной бездны.

В этот день не было игр, не было прогулок, не было шумного веселья в зале для развлечений. Везде разговаривали кучки напуганных людей. Люди молились в церкви, где висела самая большая Священная Картина, изображавшая Дерево, и Цветы, и Реку, и Дом вдалеке, и Небо с Облаками, и Ветер, которого не было видно, но который там чувствовался. Люди убирали и приводили в порядок на ночь каюты, вешали на место Священные Картины — самое дорогое достояние каждой семьи, снимали лестницы.

Мери Хофф вытащила Священную Картину из кучи обломков на полу, и Джон, стоя на стуле, прилаживал её на стену, которая раньше была полом, и размышлял, как это получилось, что каждая Священная Картина отличалась от других. Это впервые пришло ему в голову.

А когда Мери ушла в соседнюю каюту поговорить с другими перепуганными женщинами, он пошёл по коридору, стараясь, чтобы его походка казалась беззаботной, чтобы никто не заметил, как он спешит.

Он старался выглядеть так, будто ничего не делает, просто убивает время. И это было легко, потому что только это он и делал всю жизнь, и все только это и делали. За исключением некоторых — счастливых или несчастных, — у которых была работа, переданная им по наследству: уход за скотом, или за птицей, или за гидропоническими оранжереями. Но большинство из них, думал Джон, медленно шагая вперёд, всю жизнь только и делали, что убивали время.

В коридоре уже никого не было, и стало темнее, потому что лампочки становились всё реже. В течение многих лет лампочки из коридоров переставляли в каюты.

Он подошёл к наблюдательной рубке и притаился в ней. Он боялся, что за ним следят, хотя и знал, что бояться, собственно, нечего, но рисковать он не имел права.

Позади не было никого и он пошёл дальше, по сломанному эскалатору, который вёл в центральную часть Корабля. Раньше, когда он поднимался с этажа на этаж, он всё время терял вес, двигаться становилось всё легче, он скорее плыл, чем шёл к центру Корабля. На этот раз потери веса не было, не было и ощущения плавания. Он тащился, преодолевая один эскалатор за другим, пока не миновал все шестнадцать палуб.

Теперь он шёл в темноте, потому что здесь лампочек совсем не было: все они были вывернуты или перегорели за долгие-долгие годы. Он поднимался наощупь, держась за перила, пробираясь сквозь путаницу коридоров. Наконец, добрался до аптеки. У одной из её стен стоял шкаф для медикаментов. Он нашёл нужный ящик, открыл его, засунул туда руку и обнаружил три вещи, которые, как он знал, были там: письмо, книгу и лампочку. Он нащупал патрон на стене, вставил туда лампочку и она осветила маленькую комнату, пыльный пол, умывальник и пустые шкафы с открытыми дверцами.

Он поднял письмо к свету и прочёл на конверте: «Вскрыть в случае крайней необходимости».

Некоторое время он стоял в раздумье. Он вспомнил про Грохот, про остановившиеся звёзды.

Да, это и есть тот случай — случай крайней необходимости. Вот момент, ради которого письмо прошло через руки стольких поколений. Когда он вскроет письмо, всё будет кончено. Больше не будет передаваться от отца к сыну ни письмо, ни чтение.

Он медленно перевернул письмо и провёл ногтем по запечатанному краю. Давно высохший воск со слабым треском разломился.

Он вынул лист бумаги, развернул его на столике под лампочкой и начал читать, шевеля губами: