Поколение надежды

Большинство людей чрезвычайно велики внутри. Их величие в любви, доброте и милосердии, скрытых под грузом накопившихся проблем. Когда такой человек нечаянно соприкасается с собой настоящим, ему становится страшно — настолько этот внутренний мир резонирует с окружающим. Вот так и бегут от себя люди, обрекаясь на бессмысленный поиск смысла жизни, в то время как весь смысл скрыт в самом человеке. Нащупай тропинку к самому себе. Иди по ней мелкими шажками. Если будешь настойчив, скоро себя найдёшь.

Лена Полякова

(в беседе со мной у камина,

Тбилиси, январь 2017 г.)

Постепенно, шаг за шагом, я отдалялся от себя. Запихивая детскую открытость и доброту на самое дно подсознания. Чтобы доброта вдруг не выскочила, придавил её чувством отвращения к самому себе и для надёжности закупорил ненавистью к отцу. Ближе к окончанию школы я понял, что мне легче перенести источник боли на него. Сделать его виновным в своих душевных муках. И это помогло. Боль ушла. Взамен появились цинизм, агрессия, стёрлись многие границы социальных норм. Я мог запросто встать посреди урока и уйти. Прийти, когда захочу. Мог подбить класс сбежать с урока. Стал выпивать и курить. Хоть и не специально, но поджёг школу на Новый год. Вовремя потушили. На оскорбления учителей отвечал отборным матом, если педагог был мужчиной — провоцировал его на драку, вызывая «раз на раз». Любимым выражением стало «Мне похуй!». Обалдев от такого нового меня, учителя наконец отстали. Никто не хотел связываться с отморозком.

В 1989 году партийная структура управления стала повсеместно рушиться. Отец потерял работу, а вместе с ней и служебное жильё. На свой дом скопить ему так и не удалось, поэтому школу я оканчивал у бабушки, в пригороде Целинограда. Мы переехали к ней, когда я доучивался в десятом.

Перед самыми выпускными экзаменами в пьяной драке я получил удар арматурой по голове и две недели пролежал в больнице, восстанавливая речь и координацию. Драка была массовой и прогремела на всю деревню, что дало повод учителям собрать педсовет для вынесения мне приговора — поставить «неуд» за поведение по итогам десяти классов. Это означало, что, несмотря на отсутствие троек по предметам, вместо аттестата мне выдадут «волчий билет» — справку о том, что я прослушал курс средней школы. Только рыдания мамы, её слёзные просьбы не губить мне жизнь смогли смягчить некоторых её коллег. С перевесом в один голос педсовет проголосовал за удовлетворительную оценку моему поведению, и выдали аттестат.

После школы пытался поступить в сельскохозяйственный институт, но пришёл на экзамен по математике пьяный, после бессонной ночи и весь экзамен проспал, не выполнив ни одного задания. Следом сдал документы в кооперативный техникум и, пройдя несложные вступительные испытания, оказался одним из трёх парней в группе из двадцати восьми человек.

Это было славное время. Огромное женское общежитие нашего техникума, казалось, вообще никогда не засыпало. Импровизированные дискотеки, которые привлекали мажоров со всего Целинограда, новые знакомства, яркая и весёлая жизнь вызывали во мне жгучее желание соответствовать новому кругу знакомых.

В группе в основном были ребята из состоятельных семей, дети торговых работников. Модно одетые, всегда при деньгах. Я, в дедушкином плаще, в его парадно-выходных лакированных туфлях и вечно без денег, чувствовал себя изгоем на этом празднике жизни. Чтобы исправить ситуацию, вместе со старшекурсниками придумал продавать на дискотеках ёрш — ядерную смесь пива с водкой. Два раза в неделю нам удавалось таким образом немного заработать. Но этого было мало. У отца имелась машина — красная «девятка», единственная материальная ценность, доставшаяся ему после десятилетий служения идеям коммунизма. Модная тачка по тем временам. И я вместе с новыми друзьями стал по ночам её угонять, чтобы катать девчонок по городу.

Когда понадобились деньги на модную одежду, я стащил отцовский золотой перстень и продал его цыганам. Это стало последней каплей. Отец, невзирая на уговоры мамы, выгнал меня из бабушкиного дома.

Так в семнадцать лет я стал самостоятельным. Какое-то время пожил в общежитии, но скоро меня выгнали за неуспеваемость из техникума и, разумеется, из общежития. Почти год я перебивался случайными заработками. Скитался по Целинограду в поисках ночлега у друзей и знакомых, пока всем не надоел. И меня под разными предлогами перестали пускать.