ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ,
когда не интересоваться политикой всем стало невозможно
Москва. Менее месяца до дня У
Еремей с трудом открыл один глаз, высунув нос из-под одеяла. Сверху на него тут же упал тяжеленный плед с изображением щенка. Покрывало казалось настолько массивным, что мальчик глухо застонал, рухнув обратно на подушку.
— Бог мой, Еремеич, это что же нужно такое было сделать, чтобы так заболеть? — за преградой из одеял раздался знакомый голос старшего наставника.
— Наверное, Бог и наказал… — промямлил Еремей, не найдя в себе сил перекреститься. Температура у него была под 39 градусов, он даже говорил с трудом. — Я поддался искушению любопытства, брат.
Миха, который за время наставничества уже 10 раз успел пожалеть, что ему достался для опеки именно Еремей, шумно вздохнул. На календаре было 5-е февраля, за окном трещал настоящий русский мороз. Мама подопечного уже рассказала ему, в ужасе заламывая руки перед иконами в «красном углу» гостиной, как именно ее непутевый сын провел весь вчерашний день, когда на улице температура была еще ниже. Миха из истории мало что понял, кроме того, что Еремей с группой каких-то ребят не из организации, провел весь день на холоде, участвуя в шествии и митинге на Болотной площади.
«Грех же это… — вздыхала мать новоявленного протестанта. — Поговори с ним, пожалуйста, про митинг этот вчера по телевизору показывали, столько полиции, Боже ж мой…»
Миха обещал, что он поговорит, а потом, раздевшись и помыв руки, направился в комнату к Еремею, который валялся в кровати в полубессознательном состоянии с лихорадкой. Заразиться Миха не боялся, он-то не бегал вчера по морозу, попадая на телеэкраны и в объективы фотоаппаратов. Еремей не просто подхватил ГРИПП, очевидно, он заболел какой-то другой болезнью, дающей осложнения на мозг.
— Ну, и чего ты туда поперся? — недовольно нахмурившись, молодой человек сел на единственный в комнате стул, квартира у мальчика была обставлено по-православному скромно, без излишеств. — Как тебя угораздило?