Данилкин выуживает своей удочкой из пространства «Закрытой таблицы» Козлова приглянувшуюся ему закрытую таблицу молодого женского тела главной героини Альбины-Беба, «со свойственной 18-летней девушке настойчивостью» познающей весь мир «собственной вагиной». Так и весь роман прочитывается молодым критиком, как повествование о шаловливой дочери самого писателя Анне Козловой, нашумевшей своими эротическими книгами и похождениями. И в придачу уже привычное сожаление либерального критика о том, что ежели бы Юрий Козлов не выбрал в начале девяностых «обратную сторону луны», то есть патриотический литературный лагерь с обскурантистским «Нашим современником», то почивать бы ему сегодня на лаврах, занимать бы нишу Пелевина. Ибо, как замечает Данилкин, обскурантист и мракобес Юрий Козлов «…тоже умеет жонглировать метафизическими тарелками в режиме реального времени, и это увлекательное зрелище. Его философский свиток развертывается с удивительной естественностью будто легкоступый божок танцует над теплотрассой…» Есть в рецензии Данилкина масса верных замечаний (так кто же его упрекнет в непрофессионализме?), но сводить всю «Закрытую таблицу» к похождениям «отца и дочери – помешанных на смерти и сексе…» я бы не стал. Уши гламурной «Афиши» так и торчат из такого пристального прочтения. Как мы помним, опыт человечества, в том числе опыт русской литературы всегда ярче и шире любой, в том числе и гламурной сущности наших дней.
Скорее для меня главная восемнадцатилетняя героиня нового Козловского романа Альбина-Беба – это его писательский авторский щуп в новое поколение, в новое время, его убежденность, что и в этом якобы насквозь испорченном поколении пепси господствуют совсем другие отнюдь не потребительские инстинкты. И заглянув в закрытую таблицу будущего России он видит в этом будущем и место для Иисуса Христа, и место для нового прочтения Иосифа Сталина.
Кстати, размышлениям о Сталине в романе уделено не меньше места, чем размышлениям о женском теле, но каждый критик выбирает в книге то, что ему ближе. Да и подход к товарищу Сталину у Юрия Козлова и его героини не тривиальный: «Товарищ Сталин уже тогда, в сорок девятом, что ли, году провидел грядущее утверждение английского языка в качестве мирового информационного. А потому, мол, и возвысил голос в защиту национальных языков, чтобы каждый маленький народец мог познавать мир и делиться радостью (и, вероятно, горем) от его узнавания на своем собственном язычишке… Мгновенная симпатия к усатому, с рябым лицом, человеку вошла в её сердце легко, ибо пуста была в сердце А-Б политическая, скажем так, ниша. Всё, что легко, то истинно, подумала Альбина-Беба, следовательно, товарищ Сталин достоин любви… Товарища Сталина можно любить уже за то, что он интересовался вопросами языкознания. Альбина-Беба подумала, что товарищ Сталин сам не знает, какой ренессанс ожидает его в России. А может быть, и в остальном, пока еще опутанном англоязычной информационной паутиной мире…»
Конечно, роман «Закрытая таблица» не о товарище Сталине, как и не о триумфе воли, которая движет миром. Но еще меньше доказательств того, что роман написан о познании закрытой таблицы мира собственной вагиной юной героини.
Юрий Козлов давно привлекает многих любопытствующих критиков своими метафизическими ловушками, фейерверком скрытых знаний и философских вопросов, глубинными прорицаниями, к тому же часто впоследствии сбывающимися, и слегка угрюмой иронией. И потому они порой отворачивают глаза от его же козловских ответов на поставленные вопросы, от органично вписывающихся в метафизические размышления резких и неполиткорректных высказываниях о политике и о социальной жизни общества, дабы поместить его в привычный литературный мейнстрим.
И вдруг, на их беду, тонко чувствующий слово, ироничный прорицатель и метафизик погружается в русскую державную кондовость. Что делать с таким небожителем? Как попридержать его от проникновения в «списки голубых фишек русской литературы»?
Даже ирония у Юрия Козлова, которой переполнен роман «Закрытая таблица», какая-то не либеральная, не опустошающе легкая с привкусом морской одесской пены, а угрюмо-тяжелая, сближающая его со стихами его собрата и по перу, и по направленности убеждений его тезки Юрия Кузнецова.
«Закрытая таблица» как бы продолжает его цикл метафизических, религиозно-философских романов, посвященных традиционно русскому исследованию глубин человеческой души. И вновь сам сюжет можно рассказать на одной странице.
Встретились одна молодая девушка, красавица Альбина-Беба и двое юношей на улице Москвы, завязались между ними сложные любовные отношения. Но юноши гибнут в аварии, а самой Альбине, дочери известного хирурга-предпринимателя, торгующего человеческими органами, вставляют сердце, скроенное из двух половинок сердец погибших юношей. Альбина-Беба выживает, потому что несет в себе уже частичку самого Христа. И в её выживании просматривается выживание самой России, допустившей Христа в новое сердце своё.