Благоденствие длилось недолго. Отдел кадров все больше вмешивался в решения о приеме на работу, а высокое начальство все чаще навязывало свое непрошеное руководство. По слухам, ходившим в институте, Делюсин поставил вопрос ребром: «Или я работаю как считаю нужным, или ухожу». Отставка была незамедлительно принята.
Перед уходом Делюсин перевел меня в отдел научного коммунизма, которым руководил его друг Яков Бергер. Несмотря на политически корректное название, отдел занимался изучением нетривиальных трудов — Маркузе, Сартра, а также последних сочинений западных советологов. Кроме ИНИОН, подобную литературу можно было найти только в самиздате.
В 1965 году Виталий Коротич, столкнувшись в автобусе с Иваном Светличным, предпочел не заметить вернувшегося из заключения друга. В разгар наступления на украинскую интеллигенцию он стал редактором журнала «Днiпро», украинского аналога «Нового мира». Потом получил разрешение съездить в Соединенные Штаты. Вернувшись, отчитался о поездке идеологически корректным опусом «Лицо ненависти». В начале перестройки был назначен главным редактором еженедельника «Огонек». Предстояло превратить заурядный и уже поднадоевший читателям журнал в смелый до дерзости всесоюзный бестселлер. И тогда Коротич начал публиковать произведения Гумилева, Пастернака, Бродского, Даниэля, Марченко и многие другие, годами томившиеся под запретом. Надо думать, что, вкусив свободы, Коротич вряд ли стал бы делать вид, что не узнает своего наставника.
Булат Окуджава был осторожен и в сочинении песен, и в выборе компаний, где он их исполнял, и ему удалось остаться членом партии и членом Союза писателей. Он никогда не лгал и никогда не поступал непорядочно. Талант его с годами не увядал — появлялись новые песни, блестящие стихи, интересная проза. Он написал о детстве, когда верил, что живет в счастливом мире, под мудрым управлением великого Сталина, и о брате Гиви, умершем вскоре после освобождения из сталинских лагерей. С болью пел о любимом Арбате, который из старинного романтического уголка Москвы превращается в обиталище для власть имущих: «Хозяйская походка, надменные уста… Ах, флора там все та же, да фауна не та». Не скрывая горькой иронии, говорил о своей стране:
Владимир Высоцкий, как и герои его песен, стал легендой. Рассказывали, что его вызывали в КГБ по делу Синявского, с которым он был дружен и почитал как мэтра.
Быстро закончив допрос, следователь попросил:
— Вы не могли бы нам спеть?
— Чтобы спеть, нужна гитара, — якобы ответил бард.
— Гитара найдется. — И гитара нашлась, случайно, как рояль в кустах.
Высоцкий спел, и его отпустили.
В период «оттепели» братья Рой и Жорес Медведевы открыли двери своей квартиры для регулярных встреч с людьми, на которых возлагали определенные надежды. Среди них были ведущие ученые-гуманитарии, писатели, правительственные и партийные чиновники из числа наиболее образованных, а также старые большевики и оппозиционные марксисты. В этом салоне можно было увидеть Андрея Сахарова, беседующего с Александром Солженицыным.
Рой — историк, член КПСС, занимался исследованием сталинского террора против партии. Жорес — биолог, написал книгу об уничтожении генетики и генетиков в Советском Союзе. В 1964-м, сразу после снятия Хрущева, Рой начал издавать в самиздате «Политический дневник», который выходил ежемесячно до 1970 года. Рой был убежден, что единственный путь развития человечества — демократический социализм. Он остался верен социализму и после чехословацких событий. В книге «О социалистической демократии» (1972) он обрисовал свой вариант «оптимистической футурологии» — рассчитанный на десять лет план демократических реформ, которые должны привести к истинно социалистическому обществу в СССР. Пока же, признавал он, демократический социализм — самая слабая из всех неофициальных идеологий в нашей стране.
В свое время Рой потеряет работу, а Жорес побывает в психиатрической больнице, после чего будет лишен советского гражданства во время поездки в Англию.
Весной 1970 года физик, математик и философ Валентин Турчин подготовил открытое письмо руководителям партии и правительства, в котором обосновывалась необходимость демократизации общественной системы. Он показал письмо Сахарову, предложив собрать подписи академиков. Как и опасался Андрей Дмитриевич, желающих подписать письмо не нашлось, но сам он оценил важность этого обращения и добавил большой раздел, включающий примерную программу мероприятий на ближайшие 4–5 лет. К письму присоединился также Рой Медведев, и 19 марта оно было отправлено адресатам — Л. И. Брежневу, А. Н. Косыгину, Н. В. Подгорному.