Нет, не погиб, не застрелен. Умер своей смертью через несколько минут после судьбоносной капитуляции. Которую уже было не отменить, потому что к тому времени все оставшиеся в Заринске гады были разоружены. Колесников, как узнал Саша, смог удержать город с теми, кто у него был, хотя и требовал, чтоб ему побыстрее прислали подмогу.
И если вражеского лидера сожгли в котельной южной столицы, то тело майора привезли на вертолете в то, что осталось от Подгорного, для погребения.
Вечером его вызывал к себе Богданов. Телефонная связь больше не работала, так что вызвал с помощью курьера – опять молодой девчонки, на этот раз коротко стриженой шатенки в камуфляжной куртке. Нескольких таких Владимир обучал политической грамотности, стрельбе и приемам самообороны. Данилов готов был держать пари, что этим список занятий не исчерпывается.
«Да, Машеньке не позавидуешь. А как она хотела? Вокруг самцов с задатками лидера тёлки всегда кружатся, как мухи», – подумал Данилов.
Неожиданно Александру было сказано прийти не в штаб, расположившийся в самой большой модульной палатке, а к Богданову с Машей домой.
Заместитель скончавшегося главы города занимал крепкий кирпичный домик. Немаленький, учитывая, что детей у него не было. Обстановка внутри тоже была по-довоенному комфортной. Но это уже была явно заслуга Марии, а не привыкшего к спартанской жизни бывшего сурвайвера.
Маша на правах хозяйки сама налила им чай, поставила вазочки с вареньем, порезала хлеб и разложила по тарелкам простенькую снедь – скромные кусочки говяжьей тушенки с лапшой. Затем тоже села к ним за стол.
– Сергей Борисыч хворал еще когда мы пришли сюда с Новосиба, – поделилась она с Александром. – Сердце у него не просто пошаливало, а непонятно на чем держалось. Ему бы в санаторий… Эх, это самое… До сих пор поверить не могу.
– И я не могу, – согласился Данилов.
В синих джинсах и белом пуловере Чернышева-Богданова могла бы показаться симпатичной, хотя и исхудала после травмы и комы. Но, даже будучи холостым и неудовлетворенным, Александр не видел в ней привлекательную женщину. И вовсе не потому, что она была женой его командира. Он скорее видел в ней сестру, с которой вместе они прошли через настоящий ад, а такие мысли убивают любые иные поползновения.
– Нет никакой угрозы диктатуры, – продолжал Богданов разговор, прерванный появлением жены с подносом. – Угроза – это колорадский жук и заморозки. А диктатура – единственный тип правления, подходящий для нас. В экстремальной ситуации у народа должен быть лидер, вождь, чьи приказы не обсуждаются. Представь: плывет корабль и вдруг начинается шторм. Волны вот-вот зальют палубу, а команда сидит и выбирает капитана. Тайным голосованием. Абсурд? Или, представь, зимой сорок первого, когда фрицы стояли под Москвой, Сталин вдруг уходит в отставку, и в СССР проводятся демократические выборы. Смешно?
Лицо у Богданова стало пунцовым, и, похоже, Маша забеспокоилась. Она знала, что со здоровьем у ее мужа все в порядке, но хорошо помнила про Демьянова.
– Все империи строились на костях, которые скреплялись железными скобами и кровавым цементом. А великие достижения потому и велики, что оплачены великой ценой. Беда ваша, господа гуманисты, что вы считаете жизнь индивида бесценной. А ей, как и жизни животного, цена – копейка. Моей, твоей, их… – он указал на двух рабочих с тележкой, проходящих по улице. – Целое важнее части. Общество – система, а человек – подсистема. Если народ будет жить, новые люди родятся. А если нет, то все не будет иметь смысла. Именно поэтому, – он посмотрел сначала на Александра, а потом за окно, – мне и нужна сейчас помощь.
– В организации траурной церемонии?
– Не смеши. В обеспечении преемственности власти. Нам сейчас очень нужно единоначалие. После панихиды будет общий сход, на котором решатся два вопроса: кто будет лидером и оставим ли мы Подгорный в пользу Заринска.
И Данилов догадался, что он не первый, с кем Богданов провел этот разговор.
Господи, даже на необитаемом острове найдется тот, кто будет играть в политику и делить троны.
– Не забывай, что у нас теперь в два раза больше иждивенцев. Если урожай будет таким же, как в прошлом году, нам придется еще туже затянуть пояса. А если он будет меньше… – Богданов сделал паузу и перевел взгляд на видневшиеся за окном остовы и руины.
В последних лучах заходящего солнца пейзаж Подгорного был зловещим и одному из них напомнил Новосибирск, а другому Прокопьевск.
– Почему ты соврал мне про Мясника? – спросил сурвайвера в лоб Данилов. – Про Мищенко, жившего в городе под фамилией Скоторезов.
– Я не знал, о ком ты говоришь. А когда узнал, было полно других дел, ты так не считаешь? – Богданов усмехнулся. – Война как-никак. А он человек с правильными взглядами, и он нам очень полезен.
– Я считаю, что палачей и садистов надо сначала убивать, а потом спрашивать об их взглядах.